Фактически в Ставке, непосредственно около Сталина, работали. лишь два-три человека; Но работали, выполняя поручения Верховного, не больше. Из членов Политбюро, кроме Сталина, в годы войны заметную роль сыграли, пожалуй, лишь Вознесенский, Жданов и Хрущев. Вознесенский, чья роль в войне еще по-настоящему не оценена, активно занимался экономическими проблемами страны. Жданов и Хрущев, как члены Военных советов направлений и фронтов, были активными проводниками воли Сталина. Что касается Ворошилова, то после неудачных оборонительных операций он утратил "оперативное" доверие Сталина. Калинин оформлял решения "вождя". соответствующими указами и принимал участие в пропагандистской деятельности. Микоян и Каганович много занимались транспортно-хозяйственными, продовольственными делами, а как члены Военных советов фронтов фактически пс. привлекались, если не считать кратковременного пребывания Кагановича на южных участках фронта. Маленков, по сути, был человеком, выполнявшим поручения Сталина в аппарате ЦК. Несколько раз выезжал на фронт по заданиям Верховного, в частности в Сталинград, но не оставил абсолютно никакого следа в силу полной некомпетентности в военной области. Молотов с 30 июня 1941 года и до конца войны был заместителем Председателя ГКО, решая в основном международные вопросы. В ведении Берии находились "очистка" наших тылов, лагеря для немецких военнопленных и советских военнослужащих, попавших в плен или окружение, "тюремная" промышленность, работавшая на войну. Дважды по заданию Сталина он выезжал на Северо-Кавказский фронт. Андреев курировал сельское хозяйство, снабжение фронта, фигура Сталина в условиях его абсолютного единовластия как-то вытеснила из жизни партии в годы войны Центральный Комитет, в то же время роль низовых партийных организаций на фронте и в тылу была огромна. Работу ЦК олицетворял его аппарат. Пленумы ЦК в годы войны почти не собирались. Хотя в октябре 1941 года члены ЦК были вызваны в Москву, два дня ждали открытия пленума, но Сталину и Маленкову было некогда. Пленум не состоялся. Прошел лишь один пленум в январе 1944 года. Сталин не придавал значения разграничению функций высших партийных, государственных и военных органов. Да это и не имело особого смысла: все равно во главе всех их стоял он сам -секретарь ЦК, Председатель Совнаркома, Верховный Главнокомандующий, Председатель ГКО, Председатель Ставки, нарком обороны. Документы он подписывал тоже по-разному: от имени ЦК, Ставки, ГКО или Наркомата обороны.
Необходимость централизации государственной, политической и военной власти в военное время едва ли можно поставить под сомнение. Но однозначно следует сказать, что такая концентрация власти должна иметь пределы прежде всего в партийной жизни, не отводить окружению роли статистов и поддакивателей. Сталин все "замкнул" на себе. Поэтому каким бы ни было наше отношение к Сталину сегодня, нельзя не признать нечеловеческого по масштабам и ответственности объема работы, которая легла на его плечи. Если хозяйственные, .политические, дипломатические вопросы во многом взяли на себя члены Политбюро и ГКО, то военные и военно-политические проблемы приходилось решать в основном ему, Верховному Главнокомандующему, что привело, кстати сказать, к многочисленным просчетам. К счастью, в составе Генерального штаба, высшего военного руководства быстро выдвинулась и проявила себя целая плеяда выдающихся военачальников. Но нельзя не сказать еще раз и о том, что огромные бреши в кадровом составе армии, образовавшиеся по вине Сталина накануне войны, очень долго давали о себе знать, особенно во фронтовом, армейском, корпусном и дивизионном звене.
Лето сорок первого было особенно жестоким. В наших книгах и учебниках долгое время писали об этом периоде лишь как о "крахе блицкрига", "провале гитлеровских планов", "планомерном отступлении", "временных неудачах наших войск" и т. д. Но на историю незачем наводить глянец. У истории есть одна, возможно, коренная особенность: она признает только истину, которая рано или поздно займет свое место в ее анналах. Часто она там оказывалась лишней. В монографиях и многотомниках долгое время нельзя было встретить слова "поражение", "катастрофа", "окружение", "паника", относящиеся к действиям наших войск. А это было;
Крупные, катастрофические поражения целых фронтов. Было, прежде чем пришли выстраданные, такие желанные, добытые огромной кровью победы.
Сталин, став во главе Вооруженных Сил, мучительно пытался разобраться: что же происходит на фронтах? Где линия фронта сегодня? Что нас ждет завтра? Где -удастся наконец остановить немецкие войска? Как быстрее компенсировать громадные потери в людях и технике? Сталин подолгу заслушивал Жукова, Ватутина, Василевского, других генштабистов, молча стоял над картой, разложенной на его большом столе. Ему, сугубо кабинетному руководителю, было трудно, глядя на карту, читая донесения, уловить, услышать, почувствовать лихорадочное биение пульса истекающей кровью армии, грохот канонады сражений, стальной лязг гусениц прорвавшихся немецких танков, гул городских пожаров, предсмертные хрипы умирающих бойцов... Тень "сабельной" гражданской войны как-то сразу отодвинулась далеко в прошлое. Это была совсем другая война.
До Сталинградской битвы многие решения Сталина были импульсивными, поверхностными,, противоречивыми, некомпетентными. Хотя и позже он нередко задавал окружению и штабам "ребусы". Вот один из документов, написанных лично Сталиным в 1942 году. Он не имеет названия и, пожалуй, смысла. Видимо, Сталин, отдавая указания и одновременно размышляя вслух, набросал этот документ, который даже посвященному понять непросто:
"I) 40-я армия-7 с. д.4-2 танк. бр..
2) Катукова - в спину 48 армии.
3) Мишулин - остается на месте.
4) Мостовенко-в район 61 ар.
5) Лизюков - в р-е западнее Ельца.
6) Главная, задача-на севере.
7) 40-я тоже наступает.
Документ написан лично тов. Сталиным. Генерал-майор Штеменко".
Иногда после докладов об очередной неудаче или отходе войск Сталин диктовал не оперативные, а "карательные" распоряжения. Даже тогда, когда они были подписаны Жуковым, Василевским, Шапошниковым, Ватутиным, можно безошибочно узнать их автора. 10 июля, например, когда стало ясно, что войска Северо-Западного фронта вновь не смогли удержаться на выгодном рубеже, а в донесении штаба фронта ссылались в том числе и на действия диверсионных групп в тылу, Сталин тут же отреагировал:
"Ставка Верховного Командования и Государственный Комитет Обороны абсолютно нс удовлетворены работой командования и штаба Северо-Западного фронта.
Во-первых, до сих пор не наказаны командиры, не выполняющие Ваши приказы и, как предатели, бросающие позиции и без приказа отходящие с оборонительных рубежей. При таком либеральном отношении к трусам ничего с обороной у Вас не получится.
Истребительные отряды у Вас до сих пор не работают, плодов их работы не видно, а как следствие бездеятельности командиров дивизий, корпусов, армий и фронта части Северо-Западного фронта все время катятся назад. Пора это позорное дело прекратить... Командующему и члену Военного совета, прокурору и начальнику 3-го управления - немедленно выехать в передовые части и на месте расправиться с трусами и предателями..."
Перед войной не подготовили специально оборудованного места для работы Ставки - высшего стратегического органа управления войсками. Ни в Кремле, ни на дачах Сталина защищенных от налетов вражеской авиации пунктов управления не было. Хотя в свое время и Тимошенко и Жуков настаивали на их создании. Поэтому в первые месяцы войны Сталин часто бывал в особняке на улице Кирова, рядом со зданием, где находились некоторые управления Генштаба. Станция метро "Кировская", отключенная от транспортной сети, была хорошим бомбоубежищем. Там всегда были оперативные карты с обстановкой на фронтах, так же как и в кремлевском кабинете Сталина. А позже, когда к зиме 1941 года подготовили небольшое убежище на ближней даче, там- же оборудовали для него и пункт связи, с которого он мог говорить с фронтами.