— Без вас я никогда не воспринял бы окружающей красоты, — говорил Томми. — Мы с вами два луча, соединенных чечевицей в один фокус.
Клементина на цыпочках вышла из монастыря. Она с трудом подавляла желание дать себе пощечину.
ГЛАВА XII
В то время, как Клементина страдала от созданной ею самой идиллии, Квистус под руководством Биллитера пустился в приключения. Если кто-нибудь под страхом смерти предложил бы ему на выбор играть на скачках или быть стряпчим, он, не задумываясь, выбрал бы последнее. Этот спорт приводил его в отчаяние. Как есть люди, — для которых музыка только наиболее дорого оплачиваемый шум, так для других скачки — наиболее затруднительная форма игры. Зачем, спрашивают они, мучить бедных животных, когда то же самое можно иметь на миллионной части того же круга с механическими лошадьми? Они не чувствуют никакого возбуждения при виде скачущих лошадей. Автомобиль, по их мнению, идет в десять раз скорее. И весь этот народ, который существует скачками, очень подозрителен.
Квистуса прежде всего очаровал ипподром. Ему казалось, что он окружен воплощенными дьяволами. Тупые животные, опухшие от порока лица, злые, маленькие глаза, хриплые, нечеловеческие голоса. Но особенно скверного ничего не замечалось. Букмекеры улыбались тем, кто выигрывал, тот, кто проигрывал, тоже непринужденно улыбался. Так что Квистус смотрел сперва на букмекеров с разочарованием, затем с безразличием и, в конце концов, начал раздражаться.
Даже старый Джо Дженкс, которого Биллитер рекомендовал как отъявленного негодяя, и тот казался безукоризненно честным человеком. Оказывалось, что скачки были ареной для проявления своей добродетели и о преступности не было никакой речи. Он пожаловался, наконец, Биллитеру.
Биллитер первую минуту оказался в затруднении. Он задергал свои длинные усы.
— Я не понимаю, почему вы недовольны игрой. Вам хорошо повезло.
Это было верно. Сыгравшая с ним столько скверных шуток фортуна повернулась к нему, наконец, своим улыбающимся лицом. Он невероятно выигрывал. Он ставил на лошадей, которых указывал Биллитер, и лошадь постоянно выигрывала.
— Если вы думаете, что выигрыш доставляет мне удовольствие, дорогой Биллитер, — говорил он, — вы очень ошибаетесь. Мне вполне достаточно для моих скромных нужд то, что я имею, и совсем не нуждаюсь в тех суммах, которые получаю через вашего приятеля. М-р Дженкс меня унижает и оскорбляет.
— Если дело только в этом, — возразил Биллитер, — дайте их мне. Это выйдет то же самое.
Они гуляли в паддоке между столами. Квистус холодно посмотрел на него.
— Вы хотите сказать, что вы ставите на тех же лошадей, что и я?
Биллитер мысленно выругал себя.
— Иногда, — сказал он, — и то маленькими ставками. Разве я могу так рисковать, как вы.
— На кого я играю следующий раз? — спросил Квистус.
— На Пунчинелло. Сорок пятый в ординаре.
— Вот, — сказал Квистус, — пять фунтов. Поставьте их на Пунчинелло; если он возьмет, вы будете иметь двести двадцать пять фунтов.
Биллитер взял их и отправился к тому месту, где обыкновенно находятся букмекеры. Тут же в клетчатой паре и белой шапке со своим именем, стоял на скамейке старый Джо Дженкс, отдавая приказания своему клерку. Было затишье.
— Вот еще пятерка на Пунчинелло.
Старый Джо Дженкс соскочил со скамейки и отвел Биллитера в сторону.
— Вот что, дружище, — сказал он. — Бросьте это. Я больше не играю. Я споил вам две бутылки шампанского, потому что вы объявили, что нашли золотой мешок, а вместо мешка привели какое-то чудо, которое выигрывает тогда, когда сто против одного, что оно должно проиграть. Я думаю, что вы меня обходите, м-р Биллитер. И вы хорошо меня надули. Это уже начинает надоедать. Я устал.
— Это не моя вина, Джо, — кротко оправдывался Биллитер. — Посмотрите. Сейчас бешеная игра на Пунчинелло. Он ставит, не размышляя, вы это хорошо знаете.
— Я знаю, — зарычал букмекер, убежденный, что Биллитер надувал его. — Почему это я могу знать? Вы кажется, хотите получать с двух сторон? Можете больше на меня не рассчитывать.
— Клянусь Богом, Джо, — серьезно сказал Биллитер, — что я не могу. Я до такой степени не верил в его выигрыши, что не спросил ни пенни комиссии.
— Пойдите, спросите и будьте прокляты, — завопил разгневанный букмекер и вскочил на скамейку продолжать свое дело.
Не желая рисковать и стать посмешищем, ставя на Пунчинелло у других букмекеров, Биллитер забрал свои пять фунтов и скромно удалился. Он был незаслуженно оскорблен. Старый Джо Дженкс усомнился в его честности. Разве он указывал своему патрону других лошадей, кроме тех, на которых поставил бы только сумасшедший. Ни одной. Он, может, положа руку на сердце, поклясться в этом. И получил ли он хотя пенни за свои указания? Нет. Он ничего не спрашивал (дурак) у Квистуса за комиссию. Благодаря своей честности он остался бедным человеком. Он был заодно с Дженксом. Не виноват же он, что дьявол вселился в лошадей, и каждая кляча, на которую ставил Квистус, обнаруживала непредвиденные способности. Что может сделать обыкновенная лошадь против такой сверхлошади? Ничего. Что может сам Биллитер сделать? Ничего. При таких обстоятельствах оставалось только выпить.
Он отправился в бар и заказал виски с содовой. Это немного его подбодрило, он решил, что не стоит ради принципа жить в бедности и поставил свои пять фунтов на верного фаворита Розмари. Исполнив это, он отправился глядеть на скачки, предоставляя Квистуса самому себе.
Прозвонил звонок, очистили от публики ипподром, вынули номера, вывели лошадей. Сердце Биллитера при виде великолепных статей Розмари любовно екнуло; взглянув на Пунчинелло, он, никогда не выигрывавший на бегах, презрительно фыркнул. Если старый Джо Дженкс был такой дурак, что отказывался от двух с половиной фунтов, — они делили добычу пополам — то совершенная глупость ляжет на голову Джо.
Старт был сделан. Лошади понеслись гурьбой. Затем выдвинулась на голову Розмари. Усы Биллитера под биноклем выдали его счастливую улыбку. Розмари была впереди. Вдруг при повороте что-то случилось. Она стала уменьшать скорость. Трое других стали нагонять, между ними был и ненавистный Пунчинелло. Пунчинелло пришел первым. Биллитер бормотал слова, от которых каждый, услышавший их, наверно бы побледнел, и опять отправился в бар. Подкрепившись, он пошел разыскивать своего патрона. Ему незачем было далеко идти. Квистус сидел тут же сбоку, около павильона, на деревянной скамье и читал исповедь Св. Августина. При приближении Биллитера он встал, положил книгу в карман пальто.
— Были скачки? — осведомился он.
— Скачки? Конечно. Разве вы не видели?
— Нет, слава Богу! Какая-нибудь лошадь выиграла?
Этот простой, равнодушный тон действовал на Биллитера хуже всякой иронии. Он потерял терпение.
— Ваша проклятая, хромая, старая кляча Пунчинелло взяла!
Квистус кротко посмотрел на него, но какой-то огонек промелькнул в его голубых глазах.
— Тогда, дорогой Биллитер, — сказал он, — я выиграл девятьсот фунтов, которые, основываясь на опыте, приобретенном мною на бегах, и пожертвую обществу распространения Евангелия для обращения в христианство магометан в Мекке. Что касается вас, Биллитер, то выигранных вами двухсот двадцати пяти фунтов… — Биллитер задрожал, еле переводя дыхание, — будет вполне достаточно, чтобы удовлетворить ваши настоящие потребности. Пойдем. Чем больше я наблюдаю, тем больше убеждаюсь, что скачки мне не подходят. Они слишком добродетельны.
Биллитер подозрительно посмотрел на него. Говорила ли в нем детская простота или язвительный сарказм? Серьезная неулыбающаяся физиономия и ничего не говорящие голубые глаза не дали ему ключа к разгадке.
Так кончилась карьера Квистуса на скачках. Оставаться там во всякую погоду в роли свидетеля было, по его мнению, ничего ему не дающим самопожертвованием. Оскорбленный Биллитер заключил мир со старым Джо Дженксом, убедил его в своей невинности и в неизбежной перемене счастья для своего патрона, но он напрасно убеждал Квистуса переменить свое решение. Он предложил ему ввести его в общество так называемых комиссионных агентов и жокеев, где он будет купаться в подлости.