— Какие деньги? Разве я не писал вам, что все расстроилось. Ни она, ни я ничего не добились, и Квистус не дал ни одного пенни.
— Посмотрим, что еще леди скажет по этому поводу, — проворчал Биллитер.
— Вы оставьте эту леди навсегда в покое! — не допускающим возражения тоном заявил Хьюкаби.
Они фыркнули. С каких пор Хьюкаби решал за дам? Биллитер, тем не менее, настаивал на своем. Разве план принадлежал не ему? Вандермер напомнил ему, что он с самого начала сомневался в честности Хьюкаби. Он здорово провел их, но они отказывались верить в измену Лены Фонтэн. Хьюкаби потерял терпение.
— Разве вы не получили письмо от нотариуса Квистуса? Разве вы не подписали свое согласие за известное вознаграждение не докучать ему? Так, клянусь вам, что тревожа ее, вы затронете и его. Я бы хотел это видеть. Как только она мне что-нибудь скажет, я скажу ему, и до свидания ваши месячные выдачи.
Мозг Вандермера заработал.
— Тревожа ее, мы потревожим и Квистуса? Ого! Она выходит за него, э?
— Если даже и да, какое вам до этого дело? — свирепо закричал Хьюкаби. — Оставьте эту женщину в покое! Вы получили от Квистуса больше, чем вы могли когда-либо рассчитывать, и вы должны удовлетвориться этим.
— Принимая в расчет, что мы для него сделали, — заметил Биллитер, — мы можем получить гораздо больше.
— Ничего вы не получите, — воскликнул Хьюкаби и, заметив, что они рассматривают Квистуса как источник дальнейшей эксплуатации, добавил: — Я сообщу вам несколько фактов, которые прояснят вам положение вещей. Пройдемся по улице.
Во время прогулки он рассказал им о смерти Хаммерслэя, о поездке в Марсель и о возвращении Квистуса здоровым человеком, с Клементиной и ребенком. Он уже больше не был безумцем, толковавшим о подлости. Он уже больше не нуждался в них, как в гениях зла. Лучше, если они с благодарностью примут предложенное и исчезнут с его горизонта. Каждое действие, направленное против Квистуса или Лены Фонтэн, лишит их курицы с золотыми яйцами. В конце концов он убедил их, но они расстались с ним с чувством какой-то неудачи.
Лена Фонтэн и Квистус не выходили у них из головы. Они хлопотали, писали, изобретали, — все это выскользнуло у них из рук.
— Итак, она выйдет за него, — сказал Вандермер.
— Хьюкаби не говорил этого, — заметил Биллитер.
— Но он и не отрицал. Она выйдет за него, а этот сукин сын получит за комиссию.
— Хорошо, но что же мы можем сделать? — осведомился Биллитер.
— Хм, — неопределенно ответил Вандермер.
Счастливый сознанием победы, Хьюкаби в наилучшем настроении направился домой.
Дня через два после этого приключения Квистус сообщил Клементине свое желание дать в честь обручения Томми и Этты обед. Она одобрила его, настаивая на небольшом обществе.
— Боюсь, что я затеял большую историю, — оправдывался он. — Я пригласил около двадцати человек.
— Боже избави, — воскликнула Клементина. — Откуда вы столько выкопали?
Он вытянул свои длинные, тонкие ноги.
Она сидела на скамейке в одном из садов на Руссель-сквере, между тем как Шейла, в сопровождении няньки, делала в нем разведку.
— Есть люди, которым я обязан оказанным мне гостеприимством, — улыбнулся он. — И, кроме того, формальность требует присутствия адмирала Канконнона.
— Пусть это так, — согласилась Клементина. — Кто же будет?
— Адмирал, вы, Томми и Этта, лорд и леди Радфильд, генерал и м-с Бернез, сэр Эдвард и леди Квин, новеллист Дурли, м-с Фонтэн и леди Луиза Моллинг.
Клементина замерла. Вся кровь отхлынула у нее от сердца.
— Для чего м-с Фонтэн?
— Почему нет?
— Для чего на обручении Этты должна присутствовать м-с Фонтэн?
— Она — очаровательная женщина, — заметил Квистус.
— Пустая светская дама, — ответила Клементина, которой Квистус не поверил своих похождений в свете не из скрытности, а потому, что решил, что это не представит для нее интереса.
— Боюсь, вы несправедливы к ней, — мягко заметил он. — Она — богато одаренная женщина. Мне очень жаль, что мы расходимся в этом вопросе, дорогая Клементина. Но она должна быть приглашена. Хотя бы потому, что она и предложила этот обед.
Клементина открыла рот, чтобы возразить, и с треском захлопнула его. Ей удалось скрыть свое раздражение и ревность.
— В таком случае, дорогой Ефраим, — кротко сказала она, — тут не может быть никакого сомнения, конечно, она должна быть в числе приглашенных.
— Конечно, — обрадовался он.
— Кто еще будет?
Он прочел ей список приглашенных. Одних из гостей она знала лично, других по имени, о тех, которых она не знала, она кротко осведомлялась и, таким образом, ей удалось заставить Квистуса забыть свою вспышку…
— Вы уже давно не давали обедов?
— Да, уже много лет. Конечно, у меня обедали иногда мужчины, мои коллеги по антропологическому обществу. Но это совсем иное.
— Желаю успеха, — сказала она. — Единственным диссонансом буду я. О, да, дорогой Квистус! — перебивая его, продолжала она. — Я не гожусь для подобных людных выставок. Я — дикарка и хороша в своей студии, но не в гостиной. Вы должны избавить меня от присутствия на вашем обеде.
Квистус повернулся и всплеснул руками.
— Что вы такое говорите, дражайший друг?! Вы обязательно должны прийти!
— Дражайший друг, — угрюмо усмехнулась она, — я не приду.
Этим она и покончила. Она мирно с ним простилась и отправилась домой, терзаемая таким количеством демонов, которое никогда и не снилось Квистусу.
ГЛАВА XXII
Ромнэй-плейс дремал в лучах заката. Большинство жалюзи на домах были спущены. Персидский кот разгуливал по улице, остановился по середине и занялся своим туалетом. Тележка с молоком путешествовала от двери к двери, и торговец наделял всех молоком. Когда он исчез за поворотом, улица совсем опустела. Потом появился человечек с лисьей физиономией и медленно пошел по тротуару.
Это был Вандермер, горящий местью и в то же время боявшийся привести ее в исполнение. Около двери он задумался. Прежний визит к этому молодому человеку не оставил у него приятных воспоминаний. Манера Томми была скорее вызывающе, чем учтива. Выслушает ли он Вандермера или вышвырнет его за дверь? Достигнув места своего назначения, Вандермер был в крайней нерешительности. Вылететь за дверь, не говоря уже о нравственном потрясении, было очень незавидно. Пока он в задумчивости снял даже шляпу, открылась какая-то входная дверь, и вышла маленькая девочка в сопровождении няньки. Она прошла мимо него. Он посмотрел ей вслед и вдруг на него нашло вдохновение. Мисс Клементина Винг также жила в Ромнэй-плейс. Это, наверное, и был ребенок, о котором говорил Хьюкаби. Было, конечно, гораздо лучше рассказать все Клементине Винг, которая теперь была в очень дружественных отношениях с Квистусом. Женщин вообще гораздо легче заинтересовать и зайти к ним, они уже ни в каком случае не вышвырнут вас за дверь. Тем более, что Клементина уже раз обошлась с ним по-дружески. Как он раньше об ней не подумал? Он смело отправился к ее двери, позвонил.
Клементина писала какое-то серое шелковое платье все в складках. Материя ей не удавалась: чем больше она старалась, тем хуже выходил шелк. Ничего не удавалось… Каждый мазок был неудачен… Со вчерашнего разговора с Квистусом все было полно неудач. Она не могла писать… Но все-таки она должна добиться своего. Она должна показать той женщине, что она ничто перед ее дарованием. Она должна сама себе доказать, что она талант, и что у нее разум не покорен ее полом. Если Квистус такой дурак, что возится с м-с Фонтэн, — Бог с ним… У нее есть свое дело. И она будет его делать в отместку всем пустым светским болтушкам; платье, которое она писала, стало походить на залитое кофе одеяло. Пусть он дает свой обед. Тут нет ничего особенного. Но почему его предложила эта чертовка? Как далеко зашло у них? Она готова свернуть ей шею. Платье на холсте приняло вид облака.
— Проклятая штука! — замазывая всю работу, завопила Клементина. — Нужна вечность, чтобы написать это!!