— Алис? — Вильгельм присел рядом с ней. Рыжая совершенно игнорировала его. — Вставай, тебе нужно поесть. Два дня уже голодаешь, — он попытался стянуть с неё одеяло, но, прежде чем успел притронуться, увидел у своего лица дуло пистолета. Очень знакомого пистолета. Вильгельм перерыл весь дом в поисках своего Кольта 1911.
— Ну и зачем ты его стащила?
— Уйди… — прошептала она.
— Чтобы потом ещё и тебя хоронить? Мне и Аньки достаточно, — казалось, что это имя сорвало с Алисы предохранитель и она выстрелила. Пуля разбила оконное стекло, которое со звоном вылетело наружу. Вильгельм дёрнулся, но не убежал. В комнату обеспокоено заглянул Алексей.
— Всё нормально, Лёша, — махнул рукой Вилли. — Мы так разговариваем. — Как только дверь закрылась, он обозлённо зыркнул на рыжую. — Ты ждёшь, что я буду на тебя орать, но этого не будет. Я тебе не мама, чтобы мораль читать. Хочешь меня убить? Давай, — он придвинул ствол к своему лбу. Инстинкт самосохранения бил тревогу, в ушах стучала кровь, но Вилли знал, что Алиса никогда не выстрелит. А если даже это и произойдет, то зачем ему задерживается в таком мире? — Ну что? Чего не стреляешь?
— Там был один патрон, — отрезала Алиса и швырнула пистолет. Тот громко врезался в стену.
— Лисёнок, — Вильгельм ещё никогда так не называл её, — мне самому паршиво от всего этого. И тем не менее я стараюсь держать себя в руках. Ради всех нас. Ради тебя.
— Что ты хочешь? — она всё также смотрела в потолок. — О себе в первую очередь думай, а я как-нибудь разберусь.
— Не разберёшься.
— Даже если так. Тебе ли не всё равно?
— Не всё равно.
— Почему?
— Люблю же тебя, дура, — эти слова прозвучали на пол тона ниже. Алиса пронзительно уставились на него.
— Что ты сказал?
— Что слышала.
— Нет, подожди. Ты сейчас серьёзно?
— А что тут такого? Да — я люблю тебя как друга.
— Нет, это было совсем другое… — она на секунду улыбнулась, но затем сразу помрачнела. — Ах, Вилли, Вилли. И когда наш эгоист успел стать сочувствующим?
— Когда насмотрелся на местных жителей нашего райского городка. Особенно мёртвых. Я ни за что не позволю, чтобы ты стала такой же как они.
— Я тоже, Вилли! — рыжая сорвалась на крик. — И тем не менее у смерти другие планы! У меня до сих пор перед глазами стоит, как Анька трясётся в предсмертных судорогах, а я ничего не могу поделать! И кто довёл её до такого состояния?! Я! Безрукая кретинка! — Алиса тихо заплакала.
— И всё же мы все тебя ценим и благодарны за то, что ты есть. И даже Аня. Зная её, она была бы очень благодарна тебе.
— Вилли, заткнись. Хватит сыпать соль на рану.
— Заткнуться? — улыбнулся Вильгельм. — Ну как хочешь, — он нагнулся и поцеловал её точно в губы. Не таким себе Вилли представлял свой первый поцелуй, но удовольствия получал от него сполна. Действие получалось неуклюжим, в первую очередь из-за робкого сопротивления Алисы, но та быстро сдалась. Закончив, оба молчали, не смотря друг на друга. Вильгельм прервал молчание первым:
— Пошли ужинать?
— Засранец… Грязная свинья… Кобель, — бурчала рыжая. — Хорошо, пошли.
***
— … Итого сорок три единицы оружия и двести три боекомплекта за неделю, — рыжий парень со свежим шрамом через всё лицо закончил читать отчёт и положил его на пошарпанный стол. Гвин с неохотой придвинул мятый кусок бумаги к себе и перечитал ещё раз.
— Мало, — глухо прокомментировал альбинос, бегая глазами по написанному от руки тексту и начерченным столбикам с цифрами. — Этого даже не хватит, чтобы удерживать наши позиции, не говоря уже о расширении. Есть идеи, как увеличить производство до ста единиц в день? Ещё неплохо было бы отремонтировать найденную технику и начать делать свою, — рот Гвина расплылся в улыбке.
— Господин Гвин… — рыжий сжал и разжал кулаки, сдерживая наплыв гнева, грозивший ему только одним — смертью. — Я, конечно, могу увеличить рабочий день до четырнадцати часов, вот только… — он запнулся.
— «Вот только»? — голубые глаза пристально уставились на лицо со шрамом.
— Какой от этого будет толк? — с трудом выдавил рыжий. — Люди и так валятся с ног от нечеловеческих условий труда и скудного пайка. Несчастные случаи происходят чуть ли не каждый день. А что будет после увеличения смены? Восстание? Бунт? — прозвучал вопрос с дрожью в голосе.
— Пусть попробуют рыпнуться на вооруженную охрану, — парень начал стучать пальцами по столу. — Ладно, сначала подкупим пряником. Увеличь паёк в два раза и дай возможность брать отгул раз в месяц. Посмотрим, как это отразится на их желании работать, — он скривил губы. Правая нога начала ныть, требуя новой дозы.
— Ещё кое-что… — замялся рыжий.
— Что?! — взбесился альбинос, глядя на красную аптечку, как путник с жаждой на оазис.
— Наши разведчики нашли упавший самолёт, — быстро пролепетал он. — Отряд Марка просит разрешения устроить там перевалочный пункт.
— Разрешаю, — сгорая от нетерпения и боли ответил Гвин. — Это всё?
— Да…
— Уйди с глаз моих! Через час проверю как продвигается выполнение моего поручения.
Рыжий исчез за дверью, оставив Гвина наедине. Хромая, он схватил аптечку и вытащил оттуда шприц. В нём уже болталось несколько грамм прозрачного наркотика. Сев на серую кушетку, он вколол острую иглу в правый бок. На нём уже было несколько десятков следов от уколов. Жидкость полилась по вене, и Гвин в блаженстве завалился на кровать. Методичный шум со стороны фабрики начал превращаться в музыку арфы, а собачий лай в ангельское пение.
В голове всплыла недавняя операция. Последние защитники забаррикадировались в здании и готовились принять смерть. Гвин понимал, что при штурме прольётся много крови с обеих сторон, но азарт взял своё и он повёл людей в решающую атаку. Это чуть не стоило ему жизни. Пуля пронзила ногу, едва не зацепив артерию. Новая рана не давала сосредоточиться на работе и медики приписали ему вкалывать несколько раз в день мофрин. Вскоре лекарство перестало утолять всё нарастающую боль и Гвин перешёл на… кокаин. Это стало роковой ошибкой. Первые несколько минут боль действительно уходила, но потом всё тело прожигало раскалённой кочергой, выворачивая беднягу наизнанку. Альбинос после каждого укола клялся себе, что это в последний раз, но когда нога начинала снова ныть — он срывался.
Гвин лежал, скалясь лампочке на потолке. Сейчас она казалась запретным плодом из Эдема. Он наслаждался возможности хоть ненадолго сбежать от своей реальности и побыть в своём мирке. В мирке без крови, каторжных работ и смерти, что поджидала за углом. Там, где мама не оставила его в пятимесячном возрасте возле помойки. Там, где в детском доме не избивали до потери сознания. Там, где можно показать слабость и не боятся за свою жизнь. Там, где можно быть по-настоящему счастливым.
Видение начинало ослабевать. Через некоторое время Гвин блевал над стальным тазиком.
***
Утро. Настолько ранее, что ещё никто не встал. Даже солнце. Оно лениво досыпало отведённые ему минуты, прежде чем выглянуть из-за небосвода и озарить всех своим ярким пламенем. Верно, спали все и всё. Кроме Алексея.
Тихий скрип половиц. Лёгкое колебание воздуха. В сумерках могло показаться, что это был не Лёша, а лишь его блеклая тень или измождённый призрак.
Шаг.
Ещё шаг.
Алексей ступал на цыпочках. Было непростительно кого-то разбудить. Особенно того, к кому он крался.
Вот и покои Анны. Вернее уже не Анны, а её правопреемницы — Саманты.
Алексей проверил карман. Палец легонько кольнуло. Удостоверившись, что всё необходимое при нём, он легонько приоткрыл дверь и бесшумно прошмыгнул в комнату.
Её хозяйка уснула за столом, накрыв голову большой книгой. Лампа осталась включённой. На переплёте белели буквы. Алексей понял, что книга была о медицине.
«Бедная девочка, — подумал Лёша. — Ради нас приходится забивать голову такой ерундой».
Он аккуратно отложил книгу в сторону. Саманта что-то простонала во сне, но продолжала спать. Лёша замер. Он любовался ей. Её распущенными волосами, хрупким личиком, безмятежно закрытыми глазами. Хотелось защитить столь милое существо от всех невзгод и дать возможность быть счастливым.