— И? — её пауза выстраивала в голове Гвина страшные домыслы.
— Всё длилось секунд тридцать, — прошептала Элизабет. — Он меня сильно ударил своим пудовым кулаком и оглушил. Когда я пришла в себя, он уже ушел. А я поняла, что штанов на мне нет и оттуда отдаёт острой болью, — она замолчала.
— Он тебя изнасиловал? — догадался Альбинос.
Элизабет несмело кивнула. Гвин приобнял её и стал нежно гладить по макушке.
— Даже не буду спрашивать, почему ты не обратилась за помощью. Как же ты нашла силы жить дальше?
— Ты скорей всего меня не поймёшь, но я его не виню. В тот момент это был совсем другой человек. А силы я черпала из этой комнаты. В её пыльном диване, грязном окне и голубином помёте. Только здесь я могла побыть хоть немного собой. Теперь можешь и ты. Слушай, — Лиза внимательно посмотрела на него, — почему ты всё время носишь этот капюшон. Ты что, прячешься от кого-то?
Гвин про себя выругался, но его лицо не дрогнуло.
— Может и прячусь, — не смотря в её карие глаза, ответил альбинос.
— Но меня ведь ты можешь не бояться. Давай, снимай его, — она попыталась снять капюшон но Гвин нежно оттолкнул её руки.
— Уверен, тебя это, мягко говоря, разочарует.
— Ха! — она засмеялась, прикрывая рот ладонью. — Ты бы знал, среди кого я раньше жила и живу теперь. Там такие прикиды, что каждый раз глаза по пять копеек.
— Как хочешь, — безэмоционально пробубнил Гвин. — Только я предупреждал.
Он встал напротив и резко сдёрнул накидку, открывая всем любопытным взглядам его пушистые и белоснежные волосы. Безмятежность Лизы вмиг улетучилось, уступая место удивлению и страху. Девушка выпустила из рук пакет на радость голубям.
— О Господи… Нет, — она вскочила и отошла на несколько шагов словно волосы были заражены смертельной болезнью.
— Я же говорил, — серьёзно ответил альбинос.
— И почему ты… вы раньше не сказали? — спросила она чужим голосом. — И имя… С именем вы тоже соврали, господин Гвин!
— Потому что ты ни за что бы не пришла, зная кто я на самом деле.
— Это верно, — всё ещё дрожа от страха сказала она. — Простите, но мне нужно идти, — она бросилась бежать.
— Лиза, подожди! Элизабет! — но его попытки были безуспешны. — Чёрт… Чёрт! — гневался Гвин, но на его крик ответили лишь голубиным воркованием.
Альбинос завалился на пол. Нога опять заныла, требуя новой дозы холодной жидкости и острой иглы.
Откровение
Интерьер лесного царства стал неузнаваем. Зелёный ковёр сменился на золотой с тёмными оттенками. Верхушки крон полностью осыпались, оставаясь беззащитными перед холодными ветрами. Лишь редкие листья ещё держались из последних сил, но их падение было лишь вопросом времени. Становилось холодно. Птицы улетели. Лишь вороны и воробьи остались верны своим родным местам и готовились к холодам. Зайцы сменяли летнюю окраску на зимнюю. Лиса наращивала пушистую шубу.
Внезапно обитателей леса что-то спугнуло и они бросилась прочь. Причиной тому стали два охотника: Алиса и Саманта. Их сопровождала овчарка.
Рыжая была на веселе, получая искреннее удовольствие от пребывания здесь. Саманта же напротив — уткнулась носом под ноги. Это не ускользнуло от Алисы.
— Да не кисни ты, — приобняла её Алиса.
— Ну что я за безрукая кукла? — сетовала девушка.
— Оно даже хорошо, что ты промазала. На ошибках учатся. Руки нужно держать ровно только перед самим выстрелом, а то устают. Задержку дыхания тоже не нужно забывать. И под ноги смотри, а то все ветки подавила, пока кралась.
— Лёша очень ошибся, отправив меня с тобой.
— И ничего подобного. Вдвоём веселее. Могу передать свои знания кому-то. Прям как Анька… — у рыжей на секунду промелькнула тень печали.
— Если с медициной мне было интересно, то охотиться нет. Убивать кого-то очень противно.
— Может, у Лёхи на то и расчёт? — у Алисы сверкнули глаза. — Точно, вот же засранец. Хочет воспитать в тебе нового человека.
— Нового человека? — переспросила Саманта. — Не хочу становиться новым человеком. Меня и прежняя я полностью устраивает.
— Никто нас особо не спрашивает, хотим мы меняться или нет. Жизнь всё равно в итоге изменит и обычно не в самую лучшую сторону. Особенно, если учитывать, что сейчас происходит. Многим приходится пренебрегать дружбой и семьёй. Сейчас не до этого. Хотя и раньше особо это не было важными ценностями.
— Что может быть плохого в семье и дружбе? — недоумевала Саманта.
— Поверь, — ухмыльнулась Алиса, — ещё как может. Взять хоть Вилли и Лёху. Всем понятно, что между ними кошка пробежала. Но как исправить это? Ни ты, ни я, ни кто-то из нас этого сказать не может. Думаешь, им самим это нравится? Просто упёрлись, бараны, и не хотят делать первый шаг на встречу, не понимая, что своим поведением истеричек подставляют всех.
— Вильгельм чуть не убил Лёшу, — мрачно заметила Саманта.
— Думаешь, он хотел этого? Он же не придурок. Хотя, нет, — махнула Алиса, — он придурок, но не настолько, чтобы убить человека, которого знаешь всю свою жизнь. Всю свою жизнь… — отстранённо повторила рыжая.
— Алиса? — озадаченно обратилась девушка.
— Да так… Вспомнилось.
— Что?
— Да зачем оно тебе? — пожала плечами девушка. — Хотя, приведу тебе пример «хорошей» семьи, — Алиса глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. — Давным-давно, когда я была ещё меньше, чем ты, я в чём-то ослушалась свою мать. Уже и не помню, если честно, что я такого сделала. Зато помню, как она на меня орала, а я забилась в угол и рыдала. Но не это главное. Главное, что в моей голове отпечатались её слова, по сути, сделавшие меня такой, какая я сейчас: «Запомни, дрянь мелкая! Я тебя родила, я о тебе забочусь, я тебя кормлю! И ты обязана быть моей всю свою жизнь!» После этого она грымнула дверью. А в моём детском мозгу что-то щёлкнуло. «Быть твоей? — думала я. — Всю свою жизнь? Да хрен тебе! Я лучше с крыши спрыгну, чем буду твоей. Твоей игрушкой». Прыгать я не собиралась. Но и игрушкой быть тоже не горела желанием. Самое печальное, что такая картина была очень распространённой. Мамаши вынашивают детей, чтобы в первую очередь доказать что-то себе, напрочь забывая, что их ребёнок живой. Они никогда не воспримут его, как равного себе. У них даже не возникает мысли как таковой. Я не понимаю, если у тебя был какой-то сдвиг, зачем рожать и выплёскивать последствия этих сдвигов на ребёнке? Сходи к психологу, хобби найди, воплоти давнюю мечту, но зачем причинять неокрепшему уму страдание из-за своих тараканов в голове? А потом вырастает запуганный человек. Если, конечно, у него не хватило смелости пойти наперекор. Всю свою жалкую жизнь я задаюсь вопросом: «Зачем? Зачем так делать?» И никак не могу на него ответить. Нет, ответ я знаю, но принимать его отказываюсь. Может, оно и к лучшему, что это ушло с нашим старым миром? Сейчас стать мамой непосильная роскошь и смертельная опасность как для себя так и для мальца. Что касается моей мамы, то да — я её ненавидела. Сколько себя помню, так было. Как-то слышала фразу, что даже если отец и мать бьют своё чадо, то чадо всё равно их любить и пытаться понять. Нихрена подобного. Хотя, даже если так, то рано или поздно чадо взрослеет и понимает, как оно живёт. Ты скажешь, что я ненормальная? Не спорю. Уж прости, такое воспитание. Папа алкаш, не интересующийся ничем, кроме бутылки и друзей собутыльников, а мама стерва, придирающаяся к каждой мелочи. И тем не менее её слова что-то во мне пробудили. Какое-то желание. Желание доказать, что я не вещь и не частная собственность. Что со мной нужно считаться. И я записалась на секцию по стрельбе. Мамочка была в ярости, в первую очередь из-за того, что я с ней не посоветовалась. Но её крики только усиливали чувство моей правоты. Всё же она дала добро. До сих пор в шоке, что мамуля переступила через свою гордость. На тренировках со мной занимался Виктор Павлович. Хотя, я обычно называла его «Дедом». Как никак человеку шел седьмой десяток. Он стал первым взрослым человеком, которому действительно было дело до меня. И он меня воспитал. Сделал то, что забыли родители, — она немного помолчала с грустной миной. — Понимаешь, Саманта, семья это очень здорово. Но что делать, когда её нет? Ты пытаешься заменить её друзьями, но какими бы они не были, это всё равно не то. Говорю, как яркий пример. Если бы взрослые, прежде чем брать на себя ответственность за воспитание, в первую очередь в себе разобрались, этот мир бы стал гораздо лучше. Но увы – многие думают эмоциями, напрочь забывая о здравом смысле. Случай Лёши и Вильгельма типичный пример, когда человек поддался эмоциям. Я не говорю, что в эмоциях есть что-то ужасное. Вовсе нет. Я сама люблю подурачиться или поплакаться кому-то. Но когда эмоции угрожают счастью или жизни другого человека, это уже совсем другое дело. Ах, — Алиса остановилась и наклонилась, глядя Саманте в лицо, и грустно улыбнулась, — я тебе завидую. У тебя было счастливое детство и тебе есть за что цепляется. И Аньке я завидовала, хоть никогда и не признавалась. Надеюсь, ей там хорошо, с ними…