— Я? — пищу я от неожиданности.
— Что ты, деточка! — успокаивает меня старый Хозяин. — Я говорю это сыну.
— Отец! Даже не начинай! — рычит Холодильник, взяв мою руку в свою.
— Я хочу поговорить с Ниной! — категорично говорит Юрий Александрович. — Наедине!
— Нет! — вот теперь окрик Холодильника точно похож на рычание.
— Отстань от ребенка! — дед вступается за внука. — Не позорьте меня перед девушкой в моем доме! Уезжайте и разговаривайте в городе!
— Никто никуда не поедет, пока я не поговорю с Ниной наедине! — чеканит слова Юрий Александрович, и я замечаю, как Холодильник всё-таки похож на своего отца. И категоричный тон, и тяжелый взгляд, и аура силы, уверенности в себе.
Перевожу взгляд с сына на отца, с отца на деда. Климов-младший и Климов-средний сверлят друг друга бешеными взглядами. Климов-старший явно наслаждается ситуацией и даже мне подмигивает.
— Выйди, отец! — просит Климов-средний деда. — И ты, сын! Выйди! Оставьте нас с Ниной.
— Нет! — Холодильник не дает пошевелиться мне, и сам не двигается.
— Хорошо! — внезапно соглашается Юрий Александрович. — Поговорим с тобой, сын, при Нине. Должна же она узнать…
— Какие языки? — вдруг спрашивает меня Холодильник, целуя мою левую руку в ладонь.
— Языки? — не понимаю я вопроса.
— У тебя два иностранных языка по анкете. Какие? — нетерпеливо повторяет вопрос Холодильник и отпускает мою руку.
— Французский и английский, — бормочу я, недоуменно оглядываясь по сторонам.
Холодильник начинает быстро и эмоционально говорить с отцом на… немецком языке. Юрий Александрович усмехается, но отвечает. Так же бегло, но менее эмоционально. Пока на меня никто не смотрит, достаю из кармана телефон и под столом включаю диктофон.
Некоторое время отец и сын обмениваются репликами, и со стороны мне кажется, что я смотрю фильм про войну. Вот Холодильник поворачивается ко мне и говорит:
— С какой целью заброшены на территорию Советского Союза?
Кино и немцы! Трясу головой, и Холодильник повторяет свои слова:
— Нина! Попрощайся с Юрием Александровичем. Он уже уезжает!
Климов-средний открывает рот, чтобы что-то сказать, но не говорит и, кивнув мне и деду на прощание, выходит.
— Что это было? — осторожно спрашиваю я.
— Обычные проблемы отцов и детей! — устало бросает Холодильник.
— Артисты больших и малых! — веселится дед. — А я всё думал, зачем вам с Юркой столько языков? Теперь понятно! Это чтобы деду ничего не понятно было! Издеваетесь над стариком!
— Ну какой же вы старик! — искренне говорю я. — Всем фору дадите! С сыном как ровесники выглядите.
— Это потому, что я Юрку в девятнадцать лет состряпал. А он мне Сашку только в тридцать! — объясняет насмешливый мужчина. — Вы приезжайте ко мне, Нина! Можете и без Сашки! Даже лучше без Сашки!
— Дед! — нежно окликает Холодильник.
— Внук! — ласково отвечает дед.
Дорога обратно кажется мне длиннее, а я безумно тороплюсь. Получив несуразные ответы на свои вопросы, Холодильник оставляет меня в покое и включает музыку.
— До завтра! — прощается со мной Александр Юрьевич. — Можно, я вечером позвоню тебе?
— Конечно! — радостно отвечаю я, набирая сообщение Ленке. — Спасибо за поездку и рыбу с кашей! Всё было великолепным!
Через полчаса на такси приезжает моя подруга и ругательски ругается на меня за то, что я поторопила ее с педикюра.
— Ленуся! Не злись! Ты нужна как радистка Кэт! — заискиваю я перед Ленкой, ставя на кухонный стол кусок торта "Наполеон" и чашку кофе.
— Да ладно? Мой немецкий? — не верит Ленка. — Зачем?
Молча включаю диктофон. В тишине моей кухни звучит резкая немецкая речь.
— Еще раз! — поморщившись, просит Ленка и слушает запись повторно.
Потом смотрит на меня округлившимися глазами и шепчет:
— Еще раз!
— Давай уже переводи! — сгораю я от любопытства, когда Ленка заканчивает слушать запись в третий раз.
— Тут такое дело, подруга! — начинает Ленка, отодвигая от себя торт, а это плохой знак. — Первый напоминает второму, что, женившись на выбранной девушке, второй теряет почти весь свой бизнес по какому-то там старому договору.
— И что второй? — мое сердце вдруг перестает биться. Совсем.
— Второй говорит, что это его решение, meine Losung, и его жизнь, mein Leben. И он ни за что не передумает, — вздыхает Ленка.
— И всё? — нервно сглатываю я.
— Не всё, — говорит Ленка, придвигая к себе торт. — Еще первый обзывается, Narr, и всё такое… Типа дурак, глупец… Говорит, что девушка не заслужила дурака… Что ей нужен сильный и reich, богатый…
— А второй? — мне не хочется плакать, просто в носу чешется.
— Второй говорит, что Reichtum, главное богатство он уже нашел…
В полночь мне звонит Холодильник и начинает разговор с обвинения:
— Ты назвала мне не последние строчки стихотворения! Почему?
— Я просто его плохо помню! — оправдываюсь я.
— Врешь! Я проверил текст. Там другие последние строки! — Холодильник давит и настаивает, словно хочет поссориться.
— Хорошо! Держи последние! — психую я.
Она в улыбку слезы спрячет,
переиначит правду в ложь…
Как счастлив ты, что ты незрячий
и что потери не поймешь.
Глава 42. Трудности перевода
— Почему вы так недоверчивы?
— Ответить в хронологическом порядке
или в алфавитном?
Шерлок Холмс (Sherlock Holmes)
Вчера, перед тем как уйти от меня, Ленка посоветовала:
— Слушай, Нин! Я немецкий язык еще в школе учила, а после у меня языковой практики почти не было. В институте на первом и втором курсе его формально преподавали. Это сколько ж лет прошло! Поэтому могут быть трудности перевода… Найди хорошего немца.
Всю ночь гоняю по извилинам мысль о том, кому нужно, чтобы Холодильник потерял львиную долю своего бизнеса?
Кострову в отместку? Вряд ли. С ним все юридические формальности уже соблюдены: Холодильник просто не получит того, что мог бы получить, женившись на Светлане.
Юрию Александровичу? Бред! Давно известно, что он собрался передать сыну почти весь свой бизнес и часть уже передал.
Может, у Холодильника был договор с кем-то другим? Но какое дело этому "другому" до того, на ком женится Климов-младший? И почему Светлана подходит, а не Светлана нет?
Я возвращаюсь к Кострову. Никто, кроме Кирилла Ивановича, на мой взгляд, не может быть заинтересован в Холодильнике настолько, чтобы так жестко заставлять его жениться на Светлане и не жениться на… ком-то другом.
И самое сложное для понимания: неужели Холодильник готов нести такие потери, только чтобы быть… со мной? Пока запрещаю себе об этом думать.
Рабочий день понедельника начинается с плохого настроения, головной боли, вызванной коротким и некачественным сном, и планом допросить Генку. Устроить допрос Сальмонелле под силу только Генеральной прокуратуре, и не факт, что прокурор хоть чего-то добьется без пыток и шантажа.
Надеваю черную юбку-карандаш, белую блузку-рубашку, приталенный жилет и галстук-бабочку. Собственное отражение в зеркале напоминает мне работника казино.
— Делайте ставки, господа! — дурачусь я. — Всё! Ставок больше нет!
— Ты будешь меня прикрывать! — ставлю я боевую задачу Димке.
— Прикрывать? — лениво переспрашивает мой помощник, развалившийся в кресле и рассеянно просматривающий файлы, касающиеся нашего последнего проекта. — Хорошо, от кого и чего?
— От Холодильника, — шепотом говорю я. — Мне нужно уехать к Муравьевым и поговорить с Генкой и, если получится, с Сальмонеллой.
За секунду от расслабленности Димки не остается и следа:
— Ты чего? Траванулась за завтраком? — паникует мой помощник. — Молодого необстрелянного бойца в бой бросаешь без подготовки?!
— Что за патетика? — смеюсь я. — Во-первых, он может и не заметить моего отсутствия, во-вторых, я постараюсь вернуться очень быстро, в-третьих..
— В-третьих, когда ты вернешься, у тебя уже не будет помощника, дорогая! — верещит Димка. — Я тебя предупреждаю, что не перенесу физической боли. Когда его охранники начнут меня пытать, я сдам тебя еще до первого синяка!