— Спасть будешь с нами! — говорит мне Валька. — От греха подальше!
— Да! Он же чокнутый и бешеный! — подхватывает Варька. — При нас тронуть не посмеет!
В одиннадцать мне нужно позвонить родителям, как велел папа. Связь на даче плохая, поэтому я долго ищу место, с которого можно дозвониться до города. Это крыльцо старой бани в глубине большого по площади участка. Девчонки говорили, что их родители выкупили два соседних участка, чтобы в будущем построить на них дома для дочерей. Поэтому размеры "угодий" Костенко впечатляют.
Сажусь на крыльцо и долго разговариваю с мамой, подробно рассказывая ей, как мы поздравили сестер, и убеждая ее, что у меня все хорошо, мальчики не пьяные и не позднее двух часов дня я буду завтра дома.
— Спряталась? — громкий оклик Сергея пугает меня до дрожи. Хорошо, что мама уже повесила трубку.
Сергей зол и уже основательно пьян.
— Звонила родителям, — тихо отвечаю я, аккуратно обходя парня.
— Куда! — Сергей, несмотря на опьянение, ловко ловит меня и прижимает к себе. — Попалась, Нинуш!
— Не называй меня так! — тут же сержусь я и тут же ругаю себя за то, что рассердилась. Сейчас надо было потерпеть, а не злить его еще больше.
— Нинуш! Моя Нинуш! — пылко говорит Сергей, начав целовать меня, куда попадает, так как я вырываюсь и пытаюсь освободиться. — Что? Что тебе еще надо? Я могу дать тебе такую жизнь, что ты каждый день будешь благодарить меня за это!
— Я буду прямо сейчас благодарить тебя, если ты меня отпустишь! — стараюсь говорить спокойно и не показывать свой страх.
— Ну уж нет! — отвечает мне Сергей, глядя на меня со страстью и решимостью. — Теперь ты никуда не денешься!
Он хватает меня на руки и несет в старую баню. Предбанник маленький, с низким потолком. Сергей ставит меня на пол, одной рукой загораживая лицо, по которому я безостановочно луплю, другой закрывая внутреннюю задвижку. Почти отшвырнув меня в угол, он включает свет.
— Раздевайся! — командует он. — Или порву всё к чертовой матери!
Умом я понимаю слова, которые он говорит, но они пугают меня не так сильно, как низкий потолок и приближающиеся ко мне стены. Вот они все ближе и ближе.
Сергей срывает с себя футболку, обнажая загорелое красивое тело. Он стройный и спортивный, как говорит мой папа, с рабочими мускулами. И последнее, что помню я перед началом панической атаки, это его татуировки. Зловещие и очень красивые. Кинжал на запястье мы видели все, а вот волчий оскал на правом плече и изящный арбалет на накаченном животе, стрелой уходящий ниже пояса джинсов, я видела впервые. Красота татуировок и их необычность на несколько секунд задерживают меня в этой реальности, и я даже слышу слова Сергея:
— Ты издевалась надо мной целый год! Пришла пора платить за это!
На арбалете натягивается стрела, и я второй раз в жизни ухожу в другую реальность — падаю в обморок.
Возвращение предлагает те же виды: низкий потолок и почти подобравшиеся ко мне стены. Но теперь я ощущаю под головой твердость живого человеческого тела. И еще легкий озноб. Медленно провожу правой рукой по телу, левая прижата к чужому голому боку. На мне нет одежды.
— Жива? — хрипло спрашивает меня Сергей.
Еще медленнее, чем до этого действовала рукой, поворачиваю голову на голос и понимаю, что мы лежим на деревянном пологе. Левым боком я прижата к голому боку Родина.
— Что ты сделал? — тоже хрипло спрашиваю я, ощупывая себя и не находя никаких изменений, кроме отсутствия одежды и распущенных волос.
— Ничего, — после долгой паузы отвечает он, поворачивая ко мне голову и съедая меня взглядом. — Пару фотографий в стиле ню и один поцелуй.
— Ты! — кричу я и вскакиваю, начиная метаться по предбаннику в поисках своей одежды. Вот они, моя футболка и летние брюки, валяются в углу на полу. Лихорадочно одеваюсь, не с первого раза попав нужной ногой в нужную штанину.
— Ты воспользовался моим обмороком! — обвиняю я Сергея, продолжающего лежать голышом на пологе.
— Нет, — спокойно отвечает он. — Хотел, но испугался твоего обморока. У тебя клаустрофобия?
— Что за фотографии? — не отвечаю я на его вопрос, а задаю свои. — Что ты собираешься с ними делать?
— Узнаешь, — лениво отвечает он, не торопясь вставая и начиная так же не торопясь одеваться.
— Я ненавижу тебя! — кричу я. — Если ты мне навредишь как-нибудь, я обращусь в полицию!
Сергей грустно смеется, но ничего не отвечает.
— Я… Я… Я обращусь к твоему отцу! — в бессильной злобе говорю я.
На эти слова Сергей реагирует резким поднятием головы и цепким взглядом, но снова ничего не отвечает
— Попробуй только хоть что-то сделать! — бросив последние слова, я вылетаю из бани в сад.
Удивленным сестрам я вру, что дозвонилась до родителей, мама себя плохо чувствует, и вызываю такси. Машину приходится ждать больше часа. Сергей возвращается за стол минут через пятнадцать после меня и невозмутимо продолжает пить с парнями виски, время от времени бросая на меня насмешливый взгляд. Я же мелкими глотками пью горячий сладкий чай, чтобы унять озноб, охвативший меня этим теплым майским вечером.
Дома я час стою под горячим душем, согреваясь и осматривая на себе каждый сантиметр. Ложусь спать и перед тем, как завести будильник на телефоне, обнаруживаю четыре присланных мне фото. Которые рассматриваю в каком-то благоговейном, неправильном шоке.
СЕЙЧАС
Да. Это те фотографии, которые после небольшого замешательства, я удалила со своего телефона три года назад.
На трех только я. Как будто спящая, с красиво распущенными волосами. Обнаженное тело размыто при помощи какого-то специального эффекта. На четвертой же мы вместе с Сергеем. Переплетенные тела и поцелуй. Жутко и красиво одновременно. Сергею пришлось делать фото, держа телефон на вытянутой руке. Такой близкий ракурс создает впечатление трогательной интимности: наши губы слились в глубоком поцелуе, моя правая рука лежит на его шее, вторая его рука крепко держит мою голову, запутавшись в моих волосах. Мои глаза закрыты, как будто в порыве неконтролируемой страсти.
Последний раз я испытывала такой неправильный восторг и страх одновременно в краеведческом музее перед чучелом очаровательного олененка, смотрящего на меня детскими глазами мертвого ребенка.
Набираю номер, с которого пришли фото.
— Впечатлилась? — иронический вопрос Сергея остается без ответа. — Ты же понимаешь, что убрать спецэффекты — это пара кликов. Так что ты решила? Мы поговорим завтра?
— Да. Поговорим, — наконец отвечаю я. — Где и в какое время?
Глава 47. Клочки по закоулочкам
Женщины делятся на две половины:
те, кого можно скомпрометировать,
и те, кто компрометирует вас.
Анри Бек
— Почему ты мне никогда не рассказывала эту историю? — пораженная Ленка, приехавшая ко мне в полдень, чтобы показать свои новые эскизы, получает бонус в виде моего рассказа о Сергее, наших студенческих "отношениях", истории в старой бане и художественного оформления в виде четырех фотографий.
— Думала, что она никогда не вспомнится, — честно отвечаю я. — Эту историю никто, кроме меня и Сергея, не знает, даже девчонки-одногруппницы. Сергей сразу после выпуска уехал в Штаты, говорили, отец отправил от греха подальше. Вот и забылось постепенно…
— Появился Холодильник — и всё вспомнилось? — догадывается моя подруга. — То-то ты от него шарахаешься…
— Он для меня от Сергея первое время вообще не отличался ничем, кроме возраста, — продолжаю откровенничать я. — Старше, явно богаче, но ревнивый собственник, как и тот. А главное, любовь априори равна постели… Сразу, с ходу, потому что захотелось — и всё тут…
— А потом? — цепко хватается Ленка за мои слова "первое время".
— Потом стало понятно, что Холодильник не просто старше… Он умнее, порядочнее, добрее. Ну… или просто терпения больше… — пытаюсь объяснить я свои дальнейшие ощущения.