— Холодильник играет на гитаре?! — шепчет мне Димка, не веря своим глазам и толкая меня в плечо. — Поющий Холодильник?
У меня нет сил и желания отвечать, потому что Саша начинает играть и петь:
Твои глаза подобны морю,
Я ни о чем с тобой не говорю…
Я в них гляжу с надеждою и болью,
Пытаясь угадать судьбу свою.
Воспоминания захватывают меня теплой волной, накрывая, оглушая, отрезая от мира и от всех этих людей, дорогих мне, но единственным я могу назвать только одного.
— Вы? — спокойно, бархатно произносит брезгливый Хозяин.
— Я? — ласково переспрашиваю я.
— Кто вы? — Хозяин медленно опускает взгляд с моего лица на огромный пуловер крупной вязки, черный с белыми, розовыми и зелеными снежинками, черные джинсы с дырками на коленях. А что? Это классика уличного стиля. Такие имеются в гардеробе каждой уважающей себя трендовой девушки. Дырки — пикантная изюминка образа. Как назвала этот образ Ленка? А! Сдержанно-кричащий.
Вот прямо сейчас у моего молодого Хозяина тоже сдержанно-кричащий вид, и он ждет моего ответа.
— Это Нина Симонова-Райская, — докладывает Римма Викторовна, мягко и сочувственно мне улыбаясь. — Наш… Ваш арт-директор.
— Мой? — с сомнением переспрашивает Хозяин и снова смотрит на меня, вернувшись к моему лицу.
Дерзко смотрю на Александра Юрьевича, взглядом демонстрируя непонимание такого пристального интереса с его стороны.
— Вот с вас и начнем, Симонова-Райская, — безэмоционально говорит Хозяин, поправив воротник белоснежной рубашки. — Начнем знакомство с агентством.
В них движутся лучи и тени,
Чем глубже в них, тем тише и темней…
В них силуэты зыбкие растений
И мачты затонувших кораблей.
— А что выбрали бы вы? — вдруг серьезно спрашивает Холодильник.
— Я? — мечтательно закатываю глаза. — Я давно коплю на путешествие. Я бы выбрала Париж. Я была в Италии, в Испании, в Германии. Но давно, еще школьницей. Мне моя прабабушка дарила путевки. А во Франции я не была. Мне кажется, что именно Париж — город влюбленных.
Вторая горячая ладонь накрывает второе мое колено.
— Полетели! — читаю я по губам.
— Куда полетели? — читает он по моим губам.
— В Париж.
— Когда?
— Если хочешь, то прямо сейчас. Сегодня.
Открываю рот и не могу его закрыть. Потом начинаю чувствовать, как раздражение, гнев, злость порциями поступают в мой организм.
— Александр Юрьевич! — кричу я. — Я не буду вашей любовницей. Ни в Москве, ни в Париже, ни в раю!
Я понял все, я не обманут
И ничего хорошего не жду,
Пусть мой корабль туда еще не втянут,
Я сам его на камни поведу!
— Вот она, ваша правая сторона, Нина, черная, как ночь. Это ваши сумасбродные идеи, сумасшедшие проекты, горячая и неуправляемая натура, — Холодильник мягко опускает правую руку под мою правую грудь.
— А это ваша левая сторона, белая, чистая, целомудренная. Это то, какой вы могли бы быть, если бы не шли на поводу у своей буйной, я бы даже сказал, больной фантазии, — левая рука Холодильника поднимается под левую грудь.
Одуревшим взглядом смотрю на наше отражение. Кожа горит под его горячими руками, которые он не убирает.
— Это убийственный коктейль, госпожа Симонова-Райская, — шепчет Хозяин, своими губами щекоча кожу моей шеи.
— Вам не понравился сегодняшний вечер? — сглотнув, спрашиваю я, не в силах ни оттолкнуть его, ни отойти самой.
— Да. Мне не понравился этот вечер, — подтверждает мое предположение Холодильник. — Он был прекрасен, но…
— Но? — дрожу я от напряжения и от осознания тяжести его рук под моей грудью. Что будет, если он переместит руки выше?
И все страдания и муки
Благословлю я в свой последний час,
И я умру, умру, раскинув руки
На темном дне твоих зелёных глаз…
Подхожу к окну и смотрю на то, как Холодильник жмет руку деду, и понимаю, что люблю его…
Потом вижу, как Холодильник подходит к уличному рукомойнику и, набрав щедрую горсть холодной воды, умывается… раз… другой, и понимаю, что люблю его…
Потом, наблюдаю, как он, словно большой пес, отряхивается, и понимаю, что люблю его…
Холодильник открывает дверцу автомобиля, и я срываюсь с места, выбегая на улицу в "носочках" Ильича.
— Саша! — кричу я без голоса, который кончается, словно исчерпан лимит на сегодня, и я хриплю снова. — Саша!
Он замирает, держа одной рукой открытую дверь и глядя на меня спокойно, равнодушно, по-деловому. Дед вскидывает брови, в его карих глазах мелькает огонек радости и надежды, которого нет в глазах у внука.
Хочу подбежать, но вместо этого медленно подхожу к Саше, который сосредоточил свой пустой взгляд на моих "носочках".
— Да, Нина? — вежливо обращается ко мне Саша. — Ты что-то забыла?
— Да! — смело говорю я, хотя сердце колотится по-воробьиному часто-часто. — Я забыла тебе сказать, что я тоже тебя люблю.
Голос у Саши теплый и мягкий. Он поет, не отрывая от меня своих глаз и не отпуская мои глаза, не позволяя отвести, закрыть, даже моргнуть.
Песня заканчивается. Саша встает, отдает гитару Прохору Васильевичу и подходит ко мне. Я глохну от тишины, она кажется мне невероятной. И в этой тишине раздается тихий вопрос Саши, который все равно кажется громким:
— Ты выйдешь за меня замуж?
Я молчу, беспомощно оглядываясь на друзей. Дарья Владиленовна смотрит на меня с тревожной надеждой. Павла Борисовна едва заметно кивает, успокаивая. Павел Денисович нервно приглаживает усы и улыбается. Костик показывает большой палец. Димка ухмыляется и потирает руки.
Куда я там хотела применить теорию "Восточного экспресса"? Мне кажется, или они все сговорились?
— Ты выйдешь за меня замуж? — терпеливо повторяет вопрос Саша, беря мои руки и целуя ладони. — Ты спасешь рыцаря-самоучку от тоскливой смерти?
Сглатываю и по-прежнему молчу, не давая себе нырнуть в коричневые омуты, снова вспоминая.
— Да… Я был близок к тому, чтобы подключить все свои ресурсы, но вовремя понял, что я так не хочу, мне так не надо… — его губы не касаются моих, замерев в нескольких миллиметрах.
— А как надо? — глупо спрашиваю я, провоцируя его на ответ, которого страшусь.
— Надо так, как хочу, — отвечает он, прежде чем начинает меня целовать. — Я дождусь, чтобы ты пришла ко мне сама.
— Я не буду тебя торопить, — шепчет Саша, не дождавшись моего ответа и на пару секунд прикрыв глаза. — Я буду ждать. Только разреши мне ждать.
В глазах Риммы Викторовны я вижу настоящие слезы разочарования.
"Эх ты! — говорят глаза Димки. — Трусиха!"
"Не бойся, девочка!" — беспокойство даже в добром взгляде Дениса Владиленовича.
Дарья Владиленовна спокойна и странно счастлива, она машет мне сухонькой ладошкой и салютует бокалом шампанского.
— Я буду в машине, — возвращает меня в эту реальность Саша. Спокойный. Сильный. Но уже не уверенный в себе. Он надевает пиджак, и я вижу, как слегка дрожат его руки.
— Я буду очень счастлива, если ты возьмешь меня замуж, Саша, — хрипло отвечаю я.
Тишина мгновенно нарушается: все начинают говорить одновременно и очень громко. Что именно они говорят, я совершенно не понимаю. Ни словечка. Саша тоже что-то говорит моей макушке, крепко, до хруста костей обняв меня.
— Очень жить хочется! — пищу я, вырываясь из родных объятий.
— Прости? — не понимает меня Саша, слегка ослабив хватку.
— Ты меня раздавишь, — ворчу я, но не отпускаю его сама, вцепившись в широкие плечи.
— Гип-гип! Ура! — дурачится Димка.
И начинается настоящий хаос. Все говорят, смеются, чокаются бокалами, что-то выкрикивают нам с Сашей.