— Черт знает что! — ругается наш нервный Хозяин. — Что с лифтом?
— Простите, Александр Юрьевич! — старый инженер качает головой. — Ничего не понимаю. Замер — и всё! Сам же и…
— Отмер?! — ехидно спрашивает наш злой и неуправляемый Хозяин, Климов Александр Юрьевич. — Сам?
Хозяин берет чашку кофе, несмотря на то, что тот горячий, выпивает его залпом, словно рюмку водки.
— Рубашку! — приказ для Риммы Викторовны.
— Встречу с Макаровым перенести на час, нет, на два! — распоряжение для Павлы Борисовны.
— Спасибо… Пофистал Даздрасенович, кофе прекрасный! — это открывшему от неожиданности рот Павлу Денисовичу.
— А вы, — нажимая на слово "вы", обращается ко мне Александр Юрьевич, — вы, Нина… Сергеевна Симонова-Райская…
Пока я пытаюсь скрыть удивление тем, что Тостер помнит мое отчество, он заканчивает свои распоряжения. — Вы — уволены! Поскольку я переименовываю это агентство в… "666"!
Вот интересно, он знал, что гексакосиойгексеконтагексафобия — это боязнь числа 666, или просто догадался. А может, это его любимое число?!
И он уходит к лестнице вместе с семенящими за ним Риммой Викторовной и Павлой Борисовной.
Все облегченно вздыхают, а Павел Денисович подает и мне чашечку кофе, только с сахаром и мятным сиропом.
— Который раз? — мягко спрашивает Павел Денисович, с огорчением глядя на мой испорченный костюм.
— На этой неделе первый! — радостно сообщаю я, испытывая непреодолимое желание переодеться. — Даже интересно, как будет выкручиваться. Или опять Римме Викторовне поручит?
Разувшись и прилипая к напольной плитке липкими чулками, громко напевая арию Тореодора, я отправляюсь в свои личные комнаты.
— Как дела, Василий? — ласково спрашиваю я своего любимого паука-птицелова. Василий лениво шуршит конечностями и уползает на другой конец аквариума. Обиделся.
— Зря! — искренне сообщаю я ему, иду в душ и кричу из ванной комнаты. — Про арахнофобию я подумала случайно.
Когда я сижу на своей расчудесной кухонке, пью чай и думаю, уезжать ли сегодня домой, в дверь скребётся Римма Викторовна.
— Александр Юрьевич велел тебе… — добрая женщина подозрительно кашляет. — Купить ему новую рубашку. Точно такую же. Дал час.
И Римма Викторовна осторожно кладет рубашку Тостера на барный стул.
— Я ему кто? Секретарша? Личный помощник? — вскакиваю я со стула. — Он же меня уволил! Или опять нет?!
— Ну, — Римма Викторовна осторожно пятится к двери, — он передумал тебя увольнять… Он уезжает…
— Он оставит этот… объект в покое и вернется в свой главный офис? — радость победы меня пьянит, как бокал хорошего шампанского. Надо срочно класть бутылку Просекко в холодильник. Какая ирония! Я собираюсь пить за победу над переименованным в Тостер Холодильником охлажденное в холодильнике игристое. Чудесная тавтология! Просто бодрящая и пьянящая!
— Не думаю, — возвращает меня к реальности Римма Викторовна. — Он только сообщил, что через час ему нужна рубашка, а потом часа два его не будет. Настаивал, что точно такую же.
— Может, еще просо с пшеном перебрать? — плююсь я желчью разочарования. Что-то подсказывает мне, что с этой гламурно-розовой сорочкой будут проблемы.
— Нет, Нинка! Такую в России не купить. Это новая линейка Husbands. Франция. Один в один точно нет! — "утешает" меня по скайпу лучшая подруга Ленка, дизайнер авторского нижнего белья. — Даже мои связи не помогут. Что за цвет вообще! Она чья?
— Не поверишь! Тостера! — смеюсь я над Хозяином. А что? Здоровый презрительный смех для разнообразия лучше горькой и уводящей в неадекват ненависти.
— Могу предложить розовую, итальянскую. Но… — Ленка подозрительно хрюкает.
— Что но? — не понимаю я.
— Она немножко коралловая, — объясняет Ленка.
— Пойдет! — соглашаюсь я. — Всё равно он не собирается надевать то, что я куплю. Ему надо унизить меня поручением.
— А как ты вообще ему рубашку задолжала? — любопытствует Ленка.
— По глупости! — с досадой говорю я. — Он не хотел меня слушать — и спрятался в лифт.
— Спрятался? Холодильник? От тебя? — недоверчиво переспрашивает Ленка, исчезнув с экрана и роясь в гардеробной.
— Представь себе! Он меня боится! — уверяю я подругу. — Ну, нашла?
— Нет еще! — куксится Ленка. — Но всё перерою и найду! Клянусь!
— Отправляю Димку, — радуюсь я и набираю номер.
Димка появляется у меня через десять минут:
— Что, старая Хозяйка, надо? — язвит он.
— Метнуться к Ленке и забрать рубашку для Тостера, — даю я поручение.
— Да! Весь дом гудит! — смеется Димка. — Хочешь узнать самую криминальную версию?
Я отрицательно мотаю головой, но Димку это не останавливает:
— Павла считает, что вы подрались в лифте. Кстати, Нинок, а как ты в лифт попала? Он тебя затащил в него? Узнал, что у тебя клаустрофобия?
— Я сама залетела, — виновато сознаюсь я. — Скорость не рассчитала. А он там розовый такой! Тьфу! А я с подносом и соком свежевыжатым. Гранатовым. Он опять зарубил мою идею. А Тарасовы платят за мой литературный вечер больше, чем агентство заработало за две недели!
— А Тостер… Александр Юрьевич оказался человеком тонкой душевной организации! Он противник разводов! — хохочет мой личный помощник и курьер агентства.
— Какой он бизнесмен после этого? — взываю я к Димкиному сочувствию.
— Понятно! — ухмыляется Димка. — Если в лифте драки не было, мне дальше неинтересно. Хотя… может, вы целовались?
— Пошёл! Вон! За рубашкой! — визжу я.
И Димка от греха подальше испаряется.
В кабинете Тостера прохладно. И мне противно, что ему комфортно в этот весенний, но по-летнему жаркий день. Хозяин стоит у окна в костюмных брюках и белой (конечно!) футболке спиной ко мне.
— Принесли? — спрашивает он, не оборачиваясь.
— Естественно! — стойко докладываю я сквозь зубы. — Лучше прежней!
— Прекрасно! — ужасным голосом говорит Александр Юрьевич. — Давайте!
Я иду к его огромному черному столу и осторожно кладу запакованную рубашку на стол. Тихо-тихо пячусь назад и почти добираюсь до двери.
— Почему не поглажена? — строго спрашивает Тостер и, быстро вскрыв упаковку, орет. — Что это?!
— Рубашка. Итальянская, — голосом продавца-коробейника рекламирую я. — Тоже розовая.
— Розовая? — шипит Хозяин. — Разве женщины бывают дальтониками?
— Это вопрос или вы просто сокрушаетесь? — вступаю я в привычную словесную перепалку и сразу успокаиваюсь. Я на своей территории. — Да. Женщины бывают дальтониками. Намного реже, чем мужчины. Примерно ваши восемь процентов к нашим нулю целым пяти десятым. Всё зависит от хромосомного набора.
— Какой, по-вашему, это цвет? — перед моими глазами появляется рубашечный комок ярко-канареечного цвета.
— Коралловый? — добавив чуть-чуть искренности, спрашиваю я, как можно шире распахнув свои глаза.
— Светлана. Мне. Подарила. Розовую. Рубашку, — чеканит Хозяин. — Я. Сегодня. Должен. Быть. В розовой.
— Святая женщина! — бормочу я, молитвенно сложив руки.
Меня прижимают в двери спиной и практически душат скомканной рубашкой.
— Прекратите ерничать! — злобным шепотом говорит Александр Юрьевич. — А то я подумаю, что вы ревнуете. Или что ваш хромосомный набор сомнительного состава.
— Ваш собственный хромосомный набор существенно отличается от набора вашего замечательного отца. Вот кто был настоящим Хозяином нашего дома! — начинаю я почти кричать. — Вы его жалкая копия! Даже не клон!
— Мой отец, — переходит на шепот Тостер, заставляя меня чувствовать себя истеричкой, — слишком доверял всем вам и конкретно вам, Симонова-Райская, особенно. Я же не вижу причин для такого доверия. А поскольку уволить вас я не могу… По его же милости…
— Поэтому вы пресекаете все мои бизнес-идеи и теряете деньги из вредности, — ласково шепчу я ему на ухо. — Гениально!