Пока мы с Рози следовали по коридору учебного заведения, направляясь на встречу, на которой, по-видимому, предполагалось обсудить какую-то форму неподобающего поведения, я вдруг с удивлением осознал: жизнь Хадсона и моя жизнь следуют по сходным траекториям.
Мы беседовали уже семь минут, когда Нил Уоррен (который, несмотря на отсутствие рядом учащихся, все равно не желал, чтобы к нему обращались «Кролик») внес еще один элемент сходства, причем ошеломляющий.
— Я повидал немало мальчишек вроде Хадсона. Большинству из них потом — а иногда и до этого — ставили диагноз, который означал, что они аутисты.
— Что у них аутизм, — поправила директор школы. По моей оценке, ее возраст примерно совпадал с возрастом Рози — сорок два года. Она обратилась к Рози и ко мне: — Когда мы говорим об ограниченных возможностях, мы стараемся использовать язык, ориентированный на человека, а не на его особенности.
Я не знал, как надлежит к ней обращаться — «мисс Уильямс» или «Бронвин». Моя попытка подавить мысленную прикидку ее ИМТ возымела обратный эффект, как это обычно и происходит в таких случаях. Приблизительно тридцать пять. Держась приветливо и дружелюбно, она приступила к известному ритуалу подчеркивания позитивных моментов перед оглашением дурных вестей.
— Хадсон неплохо успевает по естественным наукам.
— В Нью-Йорке он был первым в классе по естественным наукам и по математике, — сообщила Рози. — Одна из причин, по которым мы выбрали вашу школу, — продвинутая программа по математике.
— Что ж, — произнесла директор, — это как раз одна из тех вещей, которые мы хотели с вами обсудить. У него хорошая математическая интуиция и превосходная память, но… — Она жестом указала на Нила.
— Но он как-то не рвется работать. Видит ответ — и не может объяснить, как до этого ответа дошел. У таких ребят поначалу все идет хорошо, но, когда задачи становятся сложнее и приходится поднапрячься, многие откатываются назад. А Хадсон всегда хочет действовать только по-своему.
— В отчете вы упоминаете об устных докладах, — заметила Рози.
— Доклады он делает часто. И уверенно держится. Но говорит только о космических путешествиях. Главным образом это сводится к названиям экспедиций и к датам полетов. Такие штуки не всегда годятся, чтобы завоевать внимание шестиклассников. И к чтению он относится без энтузиазма.
— К чтению — без энтузиазма? — удивленно переспросила Рози. И, обращаясь к ним обоим, добавила: — Мы вообще об одном ребенке говорим?
— Я его учитель. В классе мы обсуждаем «Гарри Поттера»… Рози засмеялась:
— Он терпеть не может «Гарри Поттера».
Я счел нужным объяснить:
— Там содержатся магические элементы. Хадсон категорически не одобряет книги, сюжет которых хоть в чем-то опирается на магию. Но он читает серьезную научно-фантастическую литературу. И документальную.
Собственно, Хадсон прочел лишь одну книгу из категории нон-фикшен, зато проделал это много раз. Мы приобрели ее во время нашей поездки на мыс Канаверал, и Хадсон отлично усвоил абсолютно все факты, сообщаемые в тексте. Мы с Рози их тоже усвоили.
— И мы вам за это благодарны, — откликнулась директор. — Мы не всегда можем судить о ребенке на основании того, что видим в классе. Просто замечательно, что он читает. Но мы, наверное, все хотим, чтобы он расширял свой кругозор.
В этот момент Нил и упомянул аутизм.
— Но сначала о главном, — заявила директор, бросив на него взгляд, который я интерпретировал как «раздраженный». Она сообщила нам хорошую новость, но тут Нил перебил ее своей плохой новостью, и теперь ей требовалось сообщить две хорошие новости, чтобы закрыть первый сэндвич с плохой новостью и начать второй — чтобы она могла сообщить нам собственную плохую новость. Казалось, директор мучительно пытается вспомнить достаточно хорошую новость — такое случалось и со мной, когда я применял данную формулу. По-видимому, ей это не удалось, так как она сразу же перешла к плохим:
— Мы передвинули эту плановую встречу на более ранний срок, потому что получили жалобу от родителей одного из соучеников Хадсона. Официально я не могу сообщить, о ком идет речь. Но это и так ясно из обстоятельств дела. Как я понимаю, во время поездки на лыжный курорт вы провели некоторое время с их дочерью.
Рози взглянула на меня, и я опознал в этом взгляде ужас. В свое время она предупреждала меня — увы, слишком поздно — о тех рисках, которыми чреваты ситуации, когда человек мужского пола и средних лет временно берет на себя ответственность за девочку предподросткового возраста, с чьей семьей он не знаком. Неужели в придачу к ярлыку «расист» меня ждет еще и клеймо педофила?