— Я — царица! Я запрещаю эту коронацию! Я отстраню от должности Советника Хоремхеба! И всех его подчиненных! Я…
— Ты больше никто, лишь вдовствующая царица без потомства, — отрезала Мутнехмет. — Со вчерашнего вечера решением Царского совета ты лишена всех своих полномочий.
Анкесенамон смотрела на нее, задыхаясь от гнева, с расширенными от ужаса глазами.
— Но кто тогда является царицей?
— Я, — ответила Мутнехмет.
Изумление двора было не столь драматическим, но не менее бурным, так как у большинства придворных эта новость вызвала чувство облегчения. Наконец-то царством будет править достойный человек! Радостная суматоха вскоре охватила обе столицы и города в провинциях.
Во дворце волнения были несколько иного рода: Хоремхеб и его супруга устраивались в царских покоях, остававшихся незанятыми после смерти Ая.
По приказу будущего царя значительное количество статуй и бюстов исчезли из этих помещений. Большая статуя Эхнатона во весь рост, которому Сменхкара сообщает о Ахетатоне, безжалостно была выброшена на пустырь вблизи дворца, его же бюст был разбит колотушкой, статую сидящего Сменхкары куда-то унес Главный распорядитель, так же как и бюст Нефертити, на который никто не обратил внимания. Статуя во весь рост и еще один бюст царицы, незаконченный, собирались отправить в место Маат, так же как и бюсты Ая и Тутанхамона. Статуя Тутанхамона была разбита на куски…
Но это было еще не все.
Статуя Анкесенамон во весь рост, которая до тех пор находилась в Большом зале цокольного этажа, была перевезена во Дворец царевен, который отныне занимала она.
Лихорадочное нетерпение жителей страны внезапно охладила новость о подтягивании войск к границе царства Ния, находящегося под покровительством Двух Земель. Суппилулиума жаждал мести, он хотел, как утверждал хеттский посол, сверкая из-под широких бровей глазами, чтобы виновники убийства его сына и свиты были найдены и наказаны.
Пентью слушал его спокойно.
В действительности хеттский царь не строил никаких иллюзий относительно того, кто виновен в этом преступлении; на самом деле он планировал захват территорий, полагая, что ничтожные мужчины Двух Земель, неспособные обрюхатить женщину, уступят ему, как и в предыдущих сражениях, и что он сможет расширить свои владения до границ Мисра.
Он быстро понял, что ошибся. Хоремхеб спешно послал к границам Рамзеса во главе отрядов греческих и берберийских наемников, конников, лучников и пехотинцев. Хеттские войска, которые уже проникли на территорию царства Ния, были разбиты, оставив на поле боя огромное количество оружия и две колесницы.
Так обстояло дело на военном поприще. Пентью вручил послу хеттов часть плаща царевича Заннанзы, который, как он утверждал, был обнаружен у одного из убийц и изъят охранниками Рамзеса. На этом обрывке еще оставалось несколько драгоценных камней. Пентью заявил, что преступление совершили грабители, которые явились с севера, как он это и предполагал, и всех их уже посадили на кол.
Таким образом, Суппилулиума должен был немного успокоиться, получив клочок плаща сына и выслушав заверения о казни преступников и… потерпев мучительное поражение. Он это накрепко запомнил.
Пентью, широко улыбаясь, пригласил посла на коронацию Хоремхеба.
— Стало быть, он сочетается браком с вашей царицей? — спросил посол, еще более раздосадованный.
— Нет. Он назначен нашими жрецами как самый достойный претендент на трон.
— Но он все-таки женится на ней?
— Нет, у него уже есть супруга.
Посол теперь уже ничего не понимал. В Мисре всегда считалось, что только тот человек может быть увенчан двойной короной, который, благодаря своей доблести, заключит союз с женщиной царского рода. А они венчали военного человека, не имеющего отношения к царской семье!
Посол понимал только одно: мечты о присоединении территории Двух Земель к хеттской империи обратились в пыль.
Он уехал явно в плохом настроении.
Никогда и ни при каких обстоятельствах никому еще не удавалось точно — или честно — сосчитать толпу. Всегда церемонии коронации привлекали в Фивы огромную массу людей. Триста тысяч? Четыреста тысяч? Прибыли люди из самых отдаленных уголков Нижней Земли и из страны Куш. Уже за десять дней до начала церемонии в Фивах негде было разместиться приезжим, не хватало хлеба и других продуктов питания. Люди сдавали внаем крыши своих домов и сады, а те, кто прибывал на барках, устраивались прямо в них на соломенных тюфяках. Цена на рыбу, которая была самых ходовым продуктом питания в стране, так как в Ниле ее было сколько угодно, удвоилась, ибо ее надо было сварить; гусь и утка стоили втрое больше, свинина — в четыре раза. Что касается говядины, то ее невозможно было купить. Колодцы с водой осаждались жаждущими, а пивовары делали себе состояние.