— Да, ты всё верно говоришь, — прямо ответил мужчина. — Я любил; когда ты лежала мёртвой, своим поцелуем любви я вдруг спугнул твой каменный сон… ну а теперь я больше не могу тебя любить…
И тому странному человеку захотелось поведать ей о своей страшной тайне… Но, не смотря на то, что он был самым обыкновенным человеком, он так и не выдал её…
Она сама догадалась обо всём по его глазам, — и погрустнела ещё больше.
Однако, через секунду её уже тешила смутная надежда:
— Ты будешь любить меня, — нашёптывала она.
И снова, на дамасте, в белизне атласов, с венком из бледных роз на висках, с закинутой на позолоченный поручень головой, — тихая и застывшая, с рассыпанными до пола волосами, — лежала перед ним та, которая умерла, для того, чтобы он полюбил её, — полюбил её заново.
Хозяин замка всё так же стоял рядом — на коленях, — восхищённо всматриваясь в её бледное лицо, по-прежнему хранящее улыбку, под светом размещённой в окне лампы, — той самой, что городские жители всякий раз принимали за звезду.
С новым приливом невообразимой нежности он наклонился к её пепельному, лепестками роз осенённому лбу, чтобы тихонечко поцеловать, — так тихо, как дыхание роз, ласкающих её волосы…
Как вдруг с лестницы послышались шаги вооружённых людей; в дверь неожиданно заколотили.
Это были люди, которые разыскивали недавно умершую принцессу. Вот уже несколько дней её гробница была пуста.
Теперь же преступник найден, а возле него — вот так чудо! — всё ещё тёплый труп.
Мужчину немедленно задержали, заковали в кандалы и обвинили на суде в убийстве.
— Ты совершил бесчеловечное преступление, — утверждали наперебой судьи. — Ты убил особу монаршего рода. Но и на этом твоя вина не исчерпывается. Не упирайся, мы знаем, как обстояло дело. Принцесса была в летаргическом сне, от которого она внезапно пробудилась, и обнаружила себя среди ночной тьмы. Вышла из гроба и в ужасе бросилась искать убежище… Ты же, — похитил её и, обесчестив, отравил, опасаясь уголовной ответственности. За это ты понесёшь заслуженную кару: колесование. Лучше бы тебе сразу признать вину; может быть тогда и снизойдёт на тебя милость Божья, так как снисхождения от земных людей тебе получить уже вряд ли удастся.
— Нет, — с лёгкостью ответил подсудимый, — я не совершал преступлений и рассказал всё как есть. Я не был причиной её смерти — напротив, — я вырвал её из могилы. И я вовсе не надругался над ней, ведь я любил её пуще жизни. Я разбудил её поцелуем любви. Лишь потом, когда она поняла, что я перестал её любить с того момента, как она ожила, то умерла сама, томясь жаждой любви. — Она догадалась по моим глазам, что я один из тех чудаков, которые любят только мёртвых.
— В самом деле?! — воскликнули судьи сдавленными от ужаса голосами; их лица побелели и стали цвета холста. — Так ты из тех, кто вскрывает гробы и оскверняет трупы?!! За это тебя ждёт самое суровое наказание!
Засим судьи удалились на тайное совещание и долго там советовались, пока не подыскали подходящую пытку.
Виновного отвели в сырой подвал, в котором лежала принцесса, приковали к её трупу, после чего, вход в гробницу замуровали.
Так мужчина и обвенчался — раз и навсегда — со своей суженой, в этом холодном, мокром подполье, где почти отсутствовал воздух, — вернее, воздуха было в самый раз, но только для мертвеца.
Однако узник и так был счастлив, ведь он навеки останется со своей избранницей; и вовсе он не страдал, и не чувствовал себя обделённым и, более того, — не замечал он и окружающей темноты.
Потому что в их — пусть и глухом — подземельи ему всё так же светило то чудотворное солнце, которое вознёсшись в душе человека единожды, не теряет своего золотого сияния даже за гробом.
Взволнованный, он стоял перед ней на коленях и, замирая от счастья, всматривался в лицо своей возлюбленной, когда с чувством неизреченной нежности нагибался к её драгоценному лбу, чтобы покрыть его робкими поцелуями…
А она, хоть и оставалась мёртвой, чувствовала все его ласки… и отвечала на его взгляды, пусть и не была в силах приоткрыть отяжелевшие веки. И улыбалась ему, не шевеля губами.
И любила его, пусть и не билось её сердце, а кровь уж не текла в жилах…
Бессильная и неподвижная, не в состоянии спуститься со своего каменного ложа, она осторожно взяла его за руки и увела за собой в удивительную страну, овеянную дрёмой, но не спящую… В серебряные от лунного света сады, в аллеи, где поёт тишина и молчанье…
К глубинам забвения, по которому прокатывались не прозрачные волны, а только отражённая чистота лазури…