Дождь не прекращался, но и не усиливался. Из-под копыт на бока лошадей и сапоги и белые штаны Шарпа летели брызги и комья грязи. Он испытал уже все мыслимые способы верховой езды: сползал набок, подавался назад и наклонялся вперед – ничего не помогало. Симпатии к лошадям Шарп не питал никогда, теперь он проникся к ним стойкой ненавистью.
– Хотелось бы мне, сэр, повстречаться еще разок с этим лейтенантом Доддом, – проронил Шарп, когда они проезжали небольшую рощицу.
– Будьте с ним поосторожнее, – предупредил полковник. – За ним закрепилась определенная репутация.
– Чем же он прославился, сэр?
– Тем, что умеет драться. Способный офицер. Я с ним, разумеется, незнаком, но мне о нем рассказывали. Служил на севере, по большей части в Калькутте, и там же сделал себе имя. Первым поднялся на стену в Панхапуре. Стена вроде бы так себе, скорее кактусовые заросли, но сипаи отстали от командира на добрых пять минут, а Додд за это время уложил с дюжину врагов. Высок, силен, отлично владеет саблей и прекрасный стрелок. Короче говоря, убийца.
– Если он так хорош, сэр, то почему дальше лейтенанта не пошел?
Полковник вздохнул:
– Такие уж в Компании порядки. В королевской армии человек может купить патент и подняться выше, в Компании устроено по-другому. Там даже за хорошую службу не повышают. Все определяется порядком старшинства. Чтобы пойти выше, приходится ждать, пока кого-то убьют. Другого пути нет.
– И Додд ждал, сэр?
– Долго ждал. Сейчас ему сорок, и сомневаюсь, что ему удалось бы стать капитаном к пятидесяти.
– Поэтому он и сбежал?
– Сбежал он из-за убийства. Утверждал, что его обманул ювелир. Ювелира избили. Да так, что бедняга помер. Додда, конечно, отдали под трибунал. Приговорили лишить жалованья на шесть месяцев. Подумайте только, шесть месяцев без жалованья! Это же все равно что разрешить убийство! Уэлсли распорядился изгнать его из армии, предать гражданскому суду и приговорить к смерти. Вот Додд и сбежал. – Полковник помолчал. – Я бы и рад был сказать, что мы преследуем его за убийство, но это не так. Мы охотимся за ним, потому что он склонил к дезертирству свою роту. Гниль, если пошла, остановить трудно, поэтому нужно показать всем сипаям, что измена наказуема.
Уже смеркалось, когда дождь наконец прекратился. К тому времени Шарп думал только о том, как бы не закричать от боли. Внезапно из-за холма показалась группа всадников, по виду силладаров, наемников, предложивших свои услуги британской армии. Сержант предусмотрительно направил коня к обочине – связываться с вооруженными до зубов людьми было бы глупо, – но старший небольшого отряда, приблизившись, приветственно поднял руку.
– Полковник! – крикнул он.
– Севаджи! – отозвался Маккандлесс и, пришпорив скакуна, поскакал навстречу индийцам. – Есть новости? – спросил шотландец, пожимая руку Севаджи.
Индиец кивнул:
– Тот, кого вы ищете, полковник, в Ахмаднагаре. Принял полк Мейзерса.
Довольный собой, он улыбнулся, показав испачканные чем-то красным зубы. Это был молодой еще человек, носивший обноски незнакомой Шарпу зеленой формы: мундир с европейскими эполетами и серебряными цепями, перевязь с саблей и кушак из белого шелка с бурыми пятнами засохшей крови.
– Сержант Шарп, будьте знакомы – Сьюд Севаджи.
Шарп сдержанно кивнул.
– Сахиб, – сказал он, инстинктивно угадав во всаднике человека не простого звания.
– Сержант видел лейтенанта Додда и может его опознать, – объяснил Маккандлесс. – Важно не ошибиться и взять того, кто нам нужен.
– Убейте всех европейцев, – предложил Севаджи, – и тогда наверняка не ошибетесь.
Шарпу не показалось, что индиец шутит.
– Я хочу взять его живым, – раздраженно ответил шотландец. – Должно восторжествовать правосудие. Или вам удобнее считать, что британский офицер может до смерти забить человека и избежать наказания?
– Люди именно так и считают, – беззаботно ответил Севаджи, – но, раз уж вы столь щепетильны, пусть будет по-вашему – возьмем мистера Додда живым.
Небольшой отряд из полудюжины грозного вида воинов, вооруженных чем попало, от луков до пик, вытянулся за шотландцем.
– Сьюд Севаджи – маратх, – пояснил Маккандлесс, обращаясь к сержанту.