– Ублюдки! – громко выругался сержант.
Он повторял это слово снова и снова, беспомощно, зло, вкладывая в него все, что кипело в душе. Потом вспомнил про ранец, поднялся и вышел на свет.
Угли еще не остыли, и ему пришлось вооружиться палкой. Вороша пепел, Шарп находил то, что спрятал в костре. Сначала рупии, на которые надеялся нанять повозки. Потом рубины и изумруды, сапфиры и бриллианты, золото и жемчуга. Он поднял мешок из-под риса, вытряхнул на землю оставшиеся зернышки и положил в него свои сокровища. Настоящие сокровища. Драгоценности, которые он четыре года назад забрал у настоящего султана. Тогда, у Прибрежных ворот Серингапатама, Шарп подстерег и убил султана Типу, а потом снял с тела драгоценности.
Он стоял на коленях, прижимая к животу мешок со своим сокровищем, вдыхая проклятую вонь Чазалгаона и задыхаясь от переполнявшего его чувства вины. Он выжил в кровавой резне. Потом все вытеснила злость. Шарп понял, в чем его долг перед мертвыми и что надо сделать. Найти других живых, помочь им и придумать, как отомстить.
Отомстить тому, чье имя – Додд.
Майор Стокс был инженером и одним из тех немногих людей, кому работа доставляет истинное наслаждение. Больше всего на свете он любил мастерить, разбираться во всевозможных устройствах и по мере сил вносить в них улучшения. Предметом приложения таланта мог быть орудийный лафет, сад или часовой механизм. Именно с часами он сейчас и возился – с часами, принадлежащими радже Майсура. Совсем еще молодой, почти мальчишка, раджа был обязан возвращением на трон британским войскам, свергшим прежнего правителя-узурпатора, султана Типу, а потому отношения между дворцом и небольшим британским гарнизоном Серингапатама складывались наилучшим образом. Часы майор Стокс увидел в одном из вестибюлей дворца и, пораженный их невероятной, отталкивающей точностью, прихватил с собой и отнес на оружейный склад, где теперь и разбирал с превеликим для себя удовольствием.
– Клейма производителя нет, – говорил он своему единственному слушателю, – но я подозреваю местную работу. Однако ж видно, что руку приложил какой-то француз. Видите вот этот регулятор хода? Типично французское решение.
Его гость равнодушно взглянул на то, что представлялось ему бессмысленным соединением пружинок и зубчатых колесиков.
– Вот уж не думал, сэр, что лягушатники на такое способны, – пробормотал он.
– О, еще как способны! – с оттенком укоризны произнес майор. – Они делают отличные часы! Достаточно вспомнить Лепена! Или Берто. А разве можно забыть Монтандона? Я уж не говорю о Бреге! – Майор покачал головой, как бы отдавая должное и признавая превосходство сих великих мастеров, и снова обратился к лежащему перед ним часовому механизму, который, при всей своей точности, разумеется, не шел ни в какое сравнение с шедеврами вышеперечисленных гениев. – А вот ходовая пружина немного заржавела. Жаль, но ничего не поделаешь. Думаю, все дело в том, что металл слишком мягкий. Арретир действует хорошо, как ему и положено. Декоративная работа прекрасная, а вот механика у индусов никудышная. Вы только посмотрите на ходовую пружину! Позор!
– Так точно, сэр, сущее безобразие.
Сержант Хейксвилл не смог бы отличить ходовую пружину от маятника, и ему было одинаково наплевать как на одно, так и на другое, но майор Стокс обладал нужной информацией, а потому гость счел полезным выказать некоторый интерес.
– Они отбивали девять, когда должны были отбивать восемь, – заметил майор, погружая палец в металлические внутренности тикающего устройства, – или восемь вместо девяти. Не помню. От часа до семи все идет прекрасно, а где-то около восьми начинают сбиваться. – Начальник оружейного склада Серингапатама, пухлый, доброжелательный и жизнерадостный господин с рано поседевшими волосами, был совсем не похож на бравого вояку. – Вы знаете толк в часах, сержант?
– Не могу сказать, что разбираюсь, сэр. Я простой солдат, так что мне и солнца хватает.
Лицо сержанта жутковато дернулось. Нервный тик, неконтролируемое сокращение мышц, случался каждые несколько секунд, словно под кожей оживало неведомое существо.
– Вы спрашивали о Шарпе, – продолжал Стокс, не сводя глаз с часов. – Ну и ну! Невероятно! Балансир сделан из дерева! Боже милостивый. Из дерева! Не удивительно, что ход сбивается! Знаете, Харрисон однажды тоже смастерил деревянные часы. Все детали деревянные, представляете? Даже зубчатая передача! Из обычного строевого леса.