– Один мой знакомый тоже имел тайничок, подобный вашему, правда сделал он его за обшивкой санок, теперь он отдыхает в краях далеких и мало привлекательных, изобретает секретные дверные задвижки.
Ключников молчал и смотрел куда-то мимо Остапа.
– Поставьте шкаф на свое место, – добродушно указал Остап и наставительно добавил: – Вам не бизнесом, Петр Тимофеевич, нужно заниматься, а библиотечным делом.
– Как? Вы не будете все это конфисковывать? – не надеясь на положительный ответ, спросил Ключников. – Нет, не будем. Расслабьте руки, граф! Не надо мне показывать кукиш в кармане. Как зовут вашу очаровательную супругу?
– Александра Станиславовна... А причем здесь она? Это все мое!
– Александра Станиславовна, как говорили в общежитии имени монаха Бертольда Шварца, все хорошо, что хорошо кончается. Я надеюсь, вы умеете угощать гостей не только ударами в пах? Вы где обычно ужинаете?
– В гостиной, – проговорила ошалевшая Александра Станиславовна.
– Пусть будет в гостиной, – сказал Остап ей вслед, одновременно протягивая нэпману руку. – Вставайте граф. Сегодня осады не будет. Я пришел к вам как физическое лицо к юридическому.
– Может, вам надо заплатить, товарищ? – нимало не смущаясь, спросил "граф". – Берите все чохом! Не жалко!
Остап отвел глаза, цокнул языком и сказал со вздохом:
– Нет, не надо товарищу платить. Товарищ не лихоимец.
Ключников немного помолчал, развел руками и, бледнея от страха, вымолвил:
– Тогда я ничего не понимаю.
– А я вам сейчас все объясню.
Они задвинули шкаф, вошли в гостиную и уселись за круглый стол, покрытый голландской кружевной скатертью. Александра Станиславовна резво посуетилась – на столе уже стоял графин с водкой.
– Кража у вас совершена все-таки была. Только не из этого тайника. Волочильных дел мастером был я, а сподручником – ваш друг и товарищ, гражданин Суржанский... Десять тысяч хереса. Припоминаете?
Ключников напряг свое лицо, на котором проступил одуряющий страх.
– Хорошо, Петр Тимофеевич, больше вас пытать не буду. Я не чекист и никаких там органов не представляю.
– Как?
– Молча, граф, молча. Этикетки, тайник и ваша лихорадка – все это на мне. Но хочу вам заметить, что блюсти чистоту в чужих карманах не в моих правилах.
Великий комбинатор озарил графа добродушным взглядом и смекнул, что язык Петра Тимофеевича присох к небу. Бендеровские слова так же подействовали и на хозяйку дома: из ее рук чуть было не выпал поднос с легким нэпмановским ужином.
– Как? – будто подстреленная гусыня, вскричала она.
– Александра Станиславовна, не пугайтесь! – Остап в пожарном порядке перехватил у нее поднос. – Я просто хотел познакомиться с вами. Взорвать ваш семейный бюджет у меня и в мыслях не было.
Тут он представился хозяевам дома.
Ключниковы безмолвствовали.
– Что вам от меня нужно? – наконец, прохрипел нэпман.
Остап ласково улыбнулся.
– Это я вам нужен, Петр Тимофеевич.
– Я не понимаю...
– Хорошо, сейчас объясню. Вы зарабатываете для себя деньги и судите не по уму, а по карману. Но вот вы убедились, что в один нехороший день все ваши нэпмановские сбережения могут исчезнуть. Я делаю деньги по-своему. Если раньше было не в моих правилах набрасываться на госучреждения или акционерные общества, то после некоторых событий мне ничего не остается, как отказаться от вздорного соцджентльментства.
– Ничего не понимаю... – тряся головой, буркнул Ключников. – Что тут непонятного? Есть, Петр Тимофеевич, идея или, если хотите, суперидея. Один я эту суперидею воплотить в жизнь не смогу. Мне нужен компаньон, причем такой, который разбирается в работе банков и еще кое в чем.
– Любопытно... – с интересом глядя на Остапа, высказался Петр Тимофеевич.
– Мы сделаем деньги. Эти деньги будут нас дожидаться в одном из швейцарских банков. – Какой смысл? Зачем мне швейцарский банк? У меня есть деньги. У меня много денег!
– Друг мой, вы больны... – Остап сделал достаточно долгую паузу. – Нелепостью рассуждений. Что ваши деньги на сегодняшний момент? Вы не можете ими воспользоваться. Вся эта роскошь, – Остап сделал дугообразный жест, – через пару хозлет обернется, в лучшем случае, сырой камерой, а в худшем, – Остап изобразил стреляющего красноармейца, – кирпичной стеной в темном подвале. Государство не любит довольных нэпманов. А скоро, вообще, их начнет расстреливать. И нужно быть слепым, чтобы не видеть такого положения вещей.
Дока по части политики окинул кротким взглядом шкаф, в зеркалах которого отражался архидорогой сервиз на двенадцать персон из майсенского фарфора работы мастера Эберлейна, и без дальнейших прелюдий осознал тысячекратную правоту молодого человека. Вышло приблизительно так:
– Вы правы. Скоро за нашим братом нэпманом будет охотиться вся конвойная стража. В том году проводилась налоговая реформа. Разве этого мало? Соцкредитная система сожрала частный сектор. Госбанк теперь стал единым. Угар нэпа. А тут еще этот Фицнер... Читали? Это конец моему шинку. Они умеют не только кричать "Пятилетку в четыре года и двенадцать месяцев", но и так запудривать мозги, что, глядишь – и из нормального человека получается коммунист... Я согласен. Но перевести деньги за границу... это же невозможно!
– Наконец, вы начинаете что-то понимать. Наличные невозможно, Петр Тимофеевич, наличные.
– Сейчас нужно крутануться так называемым безналом. Для начала, думаю, миллионов пять.
– Пять? – спросил Петр Тимофеевич. – Пять миллионов безналичных рублей?! Да вы смеетесь.
– Сделайте нормальное лицо и не закатывайте глаза на лоб. Все наши деньги, в том числе и безналичные, приходят к нам из других карманов. – Такими суммами оперируют только крупные предприятия, и даже им нужен хотя бы год, чтобы собрать столь большую выручку. Легче корове пролезти в игольное ушко, чем сделать такой безнал. Это же физически невозможно!
Бендер спокойно достал из кармана коробку с папиросами "Норд" и закурил.
– Мы создадим такое предприятие. Создавать будете вы с помощью ваших связей в исполкоме.
– Это мне под силу – нужные люди в городе есть, подумав самую малость, пояснил Ключников. – Но все равно я пока ничего не понимаю. Как вы заработаете миллионы?