Вот она.
У некоего крупного чина, директора канцелярии в Министерстве иностранных дел, пропала со стола папка с секретными документами. Искали недели две, но безрезультатно. Жандармы оказались бессильны, сам канцлер Горчаков вынужден был доложить о пропаже государю. Исчезнувшие бумаги касались политической ситуации на Балканах, умные головы подозревали английских шпионов. И точно: через две недели один молодой чиновник, служивший в той же канцелярии, вечером прогуливался по набережной со своим мопсом, как вдруг заметил впереди незнакомца с похищенной папкой, которую он узнал по застежкам. Эта застежка блеснула в лунном свете, но некого было позвать на помощь на пустынной набережной. Подкравшись, чиновник выхватил папку, однако самого шпиона задержать не сумел — тот скрылся, оставив на месте схватки упавший с головы цилиндр. Тогда-то и решено было прибегнуть к услугам сыскной полиции.
С директором канцелярии — тем самым, что потерял секретную папку, — Иван Дмитриевич побеседовал в кабинете, затем вместе прошли в комнаты, где сидели его подчиненные. Героя, вернувшего украденные бумаги, Иван Дмитриевич просил не называть, сказав, что хочет определить его сам. К всеобщему удивлению, это ему удалось: походив между столами, он уверенно указал на чиновника лет тридцати с рано полысевшим шишковатым теменем.
Тут как раз принесли оброненный шпионом цилиндр — старый, с трещиноватым верхом и дырявой подкладкой. Иван Дмитриевич взял его, повертел в руках и вдруг с размаху насадил на голову этому чиновнику. Цилиндр пришелся точно по размеру.
— Следствие закончено, — сказал Иван Дмитриевич.
Бедняга-чиновник тут же зарыдал и во всем покаялся: да, он украл папку, чтобы после ее вернуть и обратить на себя внимание начальства.
Когда Иван Дмитриевич ушел, канцеляристы, вырывая друг у друга цилиндр, стали осматривать его изнутри. Они думали, что на подкладке осталась фамилия владельца, которую тот написал там когда-то, забыл и не стер. Но нет, Иван Дмитриевич читал в сердцах, а не на подкладках цилиндров, потому он и был великий сыщик.
И еще никто не мог понять, почему похититель признался. Ведь размер шляпы еще не та окончательная улика, под чьей тяжестью никнет повинная голова. Иван Дмитриевич так и не объяснил, что обнаружить преступника ему помогли перья.
На столе у этого чиновника он увидел деревянный стакан, откуда они и торчали — обыкновенные гусиные, но все с голым стеблем. Лишь на конце периной дудки у каждого оставлена выстриженная в виде сердца опушка. Точно такие же перья Иван Дмитриевич еще раньше заметил на столе у директора канцелярии. Прочие чиновники писали пушистыми, махавку не обрезали. Два человека во всей канцелярии особым образом подстригали свои перья, и нетрудно было догадаться, кто из них на кого мечтает быть похожим.
Когда цилиндр уже красовался на голове у этого чиновника, который тем не менее продолжал улыбаться, хотя и криво, вымученно, Иван Дмитриевич вытянул из стакана одно такое перо и ловко воткнул его в трещинку между тульей и донцем.
Сколько весило это перо? Какие жалкие унции? Но, видимо, иной мерой измерялась его тяжесть, если именно оно заставило виновного уронить голову на стол и заплакать. В глазах Ивана Дмитриевича он увидел собственное отражение и ужаснулся: старый цилиндр, увенчанный гусиным пером с дурацким сердечком на конце, был символом его души, столь же убогой в своем тщеславии, как это шутовское подобие воинского кивера.
Чиновник всхлипывал, уткнувшись носом в стол. Он плакал, значит, душа в нем была жива. Иван Дмитриевич снял с него цилиндр, участливо провел ладонью по плешивой макушке. Лысеющий мужчина острее ощущает неумолимый бег времени, которое не приносит перемен, томится по иной жизни. В свой срок Иван Дмитриевич сам испытал подобные чувства, опасные на исходе юности, но не поддался им. Оттого, может быть, и волосы выпадать перестали.
Ласково поглаживая чиновника по плешине, он сказал:
— Терпи, брат. Что поделаешь!
Потом выдернул из цилиндра перо и спрятал за пазуху — на память.
К концу жизни у него собралась дома целая коллекция таких реликвий: они иллюстрировали собой различные страсти, толкающие человека на преступление. Это перо Путилин-младший показывал моему деду, когда тот ночевал у него в поместье. Ломкий иссохший стебелек…
— Да, — сказал Певцов, — мне удалось добиться признания у этого болгарина. Но теперь это уже не имеет значения.