— Вы сказали, герр профессор, что особенно интересуетесь яйцами альбатроса. Так вот, у этой девчонки есть одно. Вы же знаете, как их трудно достать.
— Знаю, — отвечал профессор. — К тому же на этом острове живет одна необычная разновидность альбатросов. Это было бы просто нечто, если бы я смог раздобыть одно их яйцо.
— Ну что ж, — сказал еврей, — думаю, я бы мог помочь вам — и задешево. Ребенок не знает цену деньгам. Простите меня, но с вашей стороны было довольно неразумно давать ей столько за другие яйца. Ведь у нее нет никакого представления о сравнительной стоимости.
— Я определенно не настроен на то, чтобы пользоваться слабостью маленькой девочки, — сказал профессор. — Я дам ей за яйцо хорошую цену. Но вернемся обратно, и вы сможете договориться, когда я смогу взглянуть на яйцо.
Они вернулись к ее лотку. Еврей заговорил обиняками:
— Этот большой синьор очень хочет посмотреть на твое яйцо альбатроса. Не можешь ли ты показать его ему?
— О да, — ответила Марина, которую особенно впечатлила добропорядочная наружность незнакомца, к тому же распирала гордость от того, что она может показать свое сокровище.
— Когда нам удобнее всего прийти? — спросил Мендеш.
— А завтра в три, — ответила девочка. — Как раз в это время наша Альмотана улетает поразмяться.
Итак, на следующий день герр Заммлер с гидом поднялись на верхушку маяка, где обнаружили Марину, высиживающую яйцо.
— Ну разве не красивое? — спросила она, вставая и указывая на яйцо.
— Может ли синьор взглянуть на него? — спросил Леви.
— Не знаю, понравиться ли это Альмотане, — засомневалась Марина, — но если он будет обращаться с ним осторожно…
Профессор взял яйцо.
Странная штука — эта мания коллекционирования. Люди, которые в иных обстоятельствах просто неспособны на бесчестный поступок, доходят до воровства, лишь бы заполучить какой-нибудь редкий объект их вожделения.
— Скажи ей, — произнес герр Заммлер, — что я дам за него двадцать долларов.
— Синьор говорит, что даст тебе за него два доллара, — перевел Мендеш.
— Нет, нет, нет, вы должны мне его отдать! — закричала Марина.
— Нет, дорогая, — выпалил немец на исковерканном португальском, — не два доллара — двадцать долларов — целых двадцать пять долларов!
— Нет, оно не продается, — кричала девочка. — Альмотана кладет только одно яичко, что она скажет, когда увидит, что оно пропало?
И она горько расплакалась. Тут профессор, не совладав со страстью коллекционера, тихонько положил яйцо в карман, но, будучи по природе человеком незлым, попытался успокоить бедное дитя и вытащил из кармана две банкноты по двадцать долларов.
Марина до этого никогда не видала банкнот. Она взяла бумажки, даже не понимая, каково их назначение.
— Вам лучше сейчас уйти, — сказал Мендеш и потащил герра Заммлера вниз по лестнице.
Девочка, зажав банкноты в руке, последовала за ними; и ее лодчонка даже сумела обогнать их барку с четырьмя гребцами. Так она и шла за ними по городу, жалобно повторяя:
— Отдайте мне яйцо!
Конечно, собралась толпа, и естественным образом возник вопрос, из-за чего шум.
— Не знаю, чего она хочет, — защищался Мендеш. — Она сумасшедшая. Смотрите, синьор купил у нее яйцо альбатроса. Вот оно. И он дал ей сорок долларов. Смотрите, у нее в руках эти сорок долларов.
И они действительно были у нее в руке — две бумажки, почти разлезшиеся в клочки от соприкосновения с веслами.
Люди попытались объяснить ей, что синьор купил яйцо.
Неожиданно Марина попыталась выхватить яйцо из рук Мендеша; в схватке оно упало на землю и разбилось.
Марина мертвенно побледнела и рухнула на землю в глубоком обмороке.
Немец, человек, как я уже говорил, незлой, велел, чтобы ее отнесли к нему в гостиницу, и наказал хозяйке положить девочку в лучшую постель, которую только можно было сыскать.
Хозяйка, женщина добрая, к тому же желавшая обязать профессора и боявшаяся причинить зло водной фее, окружила ее чрезвычайной заботой.
Долгое время Марина была без сознания, а потом, наполовину очнувшись, впала в глубокий сон. Видя, что она уснула, хозяйка отошла от нее. Девочка не просыпалась до самого рассвета.