Глава вторая. ПОЛУРАСКРЫТАЯ ТАЙНА
— Вивиан, как ты бледен, как странно ты выглядишь! Ты не можешь себе представить, как ты пугаешь меня. Я и так издергана сегодня, мне приснился ужасный сон: такой, что не буду тебе рассказывать. И, конечно, о тебе. Весь день я содрогалась от предчувствия, что до наступления завтрашнего дня нечто вмешается и разлучит нас. Я так рада, что ты пришел: по крайней мере, ты здесь. Но придвинься! Дай мне дотронуться до тебя, ощутить тебя! Ты выглядишь так… странно!
— Не прикасайся ко мне!.. Виола, дорогая, после твоих слов мне будет легче сказать то, что я собирался, — мы не поженимся завтра!
Последние слова он выговорил жестким сухим гортанным, скрипучим голосом, так не похожим на его обычную манеру говорить. Она задрожала, затем, устремив свои чудесные глаза на него, произнесла нежно, но явно неискренне:
— С твоей стороны было довольно нелюбезно ждать до сегодняшнего дня, чтобы объявить, что ты любишь другую.
Здесь слабая фальшивая улыбка, которую она пыталась изобразить, сошла с ее лица. Он бросился к ее ногам и принялся покрывать ее руки страстными поцелуями.
— Виола! — вскричал он страдальчески. — Убей меня, но не мучь! Я знаю, ты думаешь по-другому. Я никогда не любил и не мог полюбить никого, кроме тебя.
К этому времени она уже оправилась от потрясения, будучи для своей хрупкой внешности натурой довольно жесткой. С притворной улыбкой она произнесла саркастически:
— Нет, я не одна из героинь Бьорнсона[94] или «Небесных близнецов»[95] или подобных книжек. Так что если за тобой в прошлом числится некое преступление против морали, то я не хочу о нем слышать. Видишь, я уже приготовила платья и все остальное; и я не желаю из-за твоих старых грешков отменять все представление.
И она разразилась жутким смехом. Он издал низкий стон.
— Послушай, Виола! — проговорил он. — Ты слишком нелюбезна со мной. Ты не должна была этого говорить. — Его голос задрожал от слез. — По крайней мере, позволь мне объясниться, хоть я и не в силах. Но ты ведь любишь меня, любишь? И пожалеешь меня, что бы я ни сказал?
К этому времени она полностью справилась с собой. Она была бледна и спокойна. Вместо ответа она ласковым жестом положила руку ему на голову.
— Ты наверняка презираешь меня. Быть может, ты поймешь логику моего трусливого поступка. Я просто не осмеливался сказать об этом. Но перед лицом последнего дня я собрал, наконец, все свое мужество, чтобы сказать то, что собираюсь сказать… Но о чем же? И как мне это сказать?.. Дело в том… что… я… сошел с ума!
— Вивиан, — произнесла она с ласковой улыбкой — но не смогла закончить фразу.
— Помнишь ли ты, — продолжал он сиплым шепотом, — как мы зашли, очень давно — да, как же давно это было — зашли в ту комнату дяди Джозефа, — помнишь, мы еще называли ее комнатой Синей Бороды? То, что нам не разрешали заходить туда, еще пуще разожгло наше любопытство; и тебе каким-то образом удалось раздобыть ключ, и когда мы вошли, помнишь ли, как я упал в обморок, а ты нет? А когда нас обнаружили, то еще хорошенько выпороли?
Все это он произнес без всякого выражения. Между ними повисло молчание. Она пристально смотрела на него, затем произнесла своим мягким нежным голосом:
— Вивиан, но ты ведь не придаешь всему этому значение? Дядя Джозеф тогда сказал, что твой обморок его совсем не удивил и что у меня более выносливая конституция. — Затем ласково и раздельно: — Постарайся быть более собранным, дорогой. Что, в самом деле, ты имеешь в виду под сумасшествием? Я знаю, тебя всегда звали эксцентричным. Но ведь оба мы таковы, и пусть я не специалист, но когда кто-то выразился о тебе в этом роде, тетя Эсилинда, человек на редкость здравомыслящий, сказала: «В действительности я мало встречала людей с таким ясным рассудком, как у Вивиана».
Он продолжал тем же голосом, что и прежде:
— Однако мое безумие заключается не в моей эксцентричности. Когда на меня находит, я осознаю все — осознаю так, что это меня пугает. Безумие просто охватывает меня. Что я тогда делаю, мне неизвестно. Нет! — вскрикнул он отчаянно. — Я знаю — слишком хорошо знаю! Возможно, ты поймешь — сейчас все кажется мне рассказом о другом человеке: совершенно другом — будто яркий сон, задержавшийся в памяти.
Она мертвенно побледнела. Гладя его волосы, спросила:
— Вивиан, дорогой, конечно же, я знаю, как ты возбудим. Помнишь, когда с тобой случались те нервные припадки, только я могла успокоить тебя, а когда ты бредил, только меня ты терпел в комнате. — Она наклонилась и поцеловала его в голову. — Конечно, я…