– Нет. Да она и не удивилась.
Женщина взглянула на поднос. Завтрак был на двоих, хотя Равич об этом не просил.
– Ну, это само собой. Как-никак мы все-таки в Париже. Вот ваш кофе. Голова болит?
– Нет.
– Это хорошо. А у меня болит. Но через часок перестанет. Вот булочки.
– Я не могу.
– Бросьте, можете. Вам просто кажется. Вы попробуйте.
Она взяла булочку. Но снова отложила.
– Правда не могу.
– Тогда выпейте кофе и выкурите сигарету. Солдатский завтрак.
– Хорошо.
Равич уже ел.
– Все еще не проголодались? – спросил он немного погодя.
– Нет.
Незнакомка загасила сигарету.
– Кажется… – начала она, но замялась.
– Что вам кажется? – спросил Равич скорее из вежливости.
– Кажется, мне пора.
– Дорогу знаете? Мы тут около Ваграмского проспекта.
– Не знаю.
– Сами-то вы где живете?
– В гостинице «Верден».
– Так это совсем рядом. Выйдем, я вам покажу. Мне все равно вас мимо портье проводить.
– Да, но не в том…
Она снова осеклась. Деньги, подумал Равич. Как всегда, деньги.
– Если у вас затруднения, я охотно вас выручу.
Он достал бумажник.
– Прекратите! Это еще что! – вспыхнула женщина.
– Ничего! – Равич поспешно спрятал бумажник. – Извините…
Она встала.
– Вы были… Я должна вас поблагодарить… Иначе бы я… Эта ночь… Одна я бы…
Только тут Равич вспомнил, что произошло. Начни она из такого пустяка раздувать любовную историю, это было бы просто смешно. Но что она станет его благодарить – этого уж он никак не ожидал, и это было еще неприятнее.
– Я бы совсем не знала, как быть.
Она все еще стояла перед ним в нерешительности. Какого черта она не уходит?
– Но теперь вы знаете, – пробормотал он, лишь бы что-то сказать.
– Нет. – Женщина посмотрела ему прямо в глаза. – Все еще не знаю. Знаю только, что что-то надо предпринять. Знаю, что нельзя просто так сбежать.
– Это уже немало, – бросил Равич, беря пальто. – Я провожу вас вниз.
– Это не обязательно. Скажите только… – Она снова замялась, мучительно подбирая слова. – Может, вы знаете… что надо делать… когда…
– Когда что? – не дождавшись продолжения, спросил Равич.
– Когда кто-то умер, – выпалила незнакомка, и тут вдруг плечи ее дрогнули. Она даже не всхлипывала, плакала почти беззвучно.
Равич дождался, пока она успокоится.
– У вас кто-то умер?
Она кивнула.
– Вчера вечером?
Она кивнула снова.
– Это вы его убили?
Женщина уставилась на него ошеломленно.
– Что? Что вы сказали?
– Вы его убили? Раз уж вы меня спрашиваете, что делать, я должен знать.
– Он умер! – выкрикнула она. – Сразу…
Она спрятала лицо в ладони.
– Он что, болел?
– Да.
– Врача вызывали?
– Да… Но он не хотел в больницу…
– Вчера врач приходил?
– Нет. Третьего дня. Но он… он с тем врачом разругался и не хотел больше его видеть.
– А другого вызывать не пробовали?
– Других мы не знаем никого. Мы здесь всего три недели. Этого нам официант разыскал. Но он… он от него отказался… сказал, что сам знает… лучше уж сам будет лечиться…
– Что у него было?
– Точно не знаю. Врач сказал – воспаление легких. Но он не поверил. Мол, все врачи шарлатаны. И вчера ему и вправду стало лучше… А потом вдруг…
– Почему вы в больницу его не положили?
– Он не хотел… Говорил… Вбил себе в голову, что без него я стану ему изменять… Он… Вы его не знаете… Бесполезно уговаривать…
– Он все еще в гостинице лежит?
– Да.
– Вы хозяину сообщили?
– Нет. Когда вдруг все стихло… эта тишина… и его глаза… я не выдержала и просто сбежала…
Равич еще раз припомнил минувшую ночь. На секунду он смутился. Но что было, то было, теперь-то не все ли равно – и ему, и ей. Особенно ей. Этой ночью ей было ни до чего, лишь бы выстоять. А на всяких там сантиментах свет клином не сошелся. Лавинь[3], когда узнал, что жена его умерла, всю ночь провел в публичном доме. Продажные девки его спасли; надеяться на священников он не стал. Кто в силах понять – поймет. Объяснения тут бесполезны. Зато потом это тебя обязывает…
Он накинул пальто.
– Пойдемте. Я схожу с вами. Это был ваш муж?
– Нет, – ответила женщина.
Хозяином гостиницы «Верден» оказался гнусного вида толстяк. На лысом черепе ни волосинки, зато крашеные черные усы и кустистые брови тревожно встопорщены. Он маячил посреди вестибюля, из-за спины выглядывал официант, за официантом горничная, за горничной – плоскогрудая кассирша. Равич с первого взгляда понял: этому уже все известно. При виде женщины толстяк побагровел и замахал пухлыми ручонками, обрушивая на постоялицу весь свой праведный гнев, к которому, впрочем, как нетрудно было заметить, примешивалось и несомненное облегчение. Когда он, вволю отведя душу на проклятых иностранцах, перешел к угрозам, упомянув подозрения, полицию и тюрьму, Равич его остановил.