Тем не менее, до недавнего времени его легионы стояли спокойно, а он управлял самой богатой из провинций – Асконой возле города Тарквинума, откуда когда-то пришли цари. Здесь нынче получали земли его ветераны, здесь жители привыкли видеть в проконсуле единственную власть и защитника. Кто бы мог подумать…
А подумать следовало. Теперь кусай локти. Надейся все поправить. Не поправится.
Авл поднял руку.
– Приехали.
Старый лагерь – большая площадь на холме, окруженная рвом, заросшим травой и лопухами. Все деревянные конструкции – и частокол, и смотровые башни, и даже мостовая из досок, пролегавшая когда-то между рядами палаток, деля пространство на ровные квадраты, – были давно сняты и унесены.
Теперь во рву копошились полуголые легионеры с лопатами: досыпали землю на склон, расковыривали яму все глубже и глубже, выкатывали камни на бровку. Префекты стояли наверху, деловито указывая, где долбить, где укладывать, где рыть, где выравнивать. Без них ни один лагерь не стоял бы на своем месте.
Авл устал и хотел бы поскорее пройти к своей алой палатке претора – командующего, перед которой уже поставили золотого орла с лавровым венком в когтях, его личный штандарт, а рядом – аквилы, знамена легионов. Но к палатке мешали пройти трибуны, все хотели поговорить с ним, сказать хоть слово, просто быть замеченными. Авл терпеливо выдерживал, кивал, говорил в ответ, а сам думал только о том, как вытянуть ноги на складном ложе и приказать рабам согреть воду – он даже представлял, как струя из кувшина ударяет в дно медного таза – а потом опустить туда затекшие ступни.
Ну, почему он перестал возить с собой невольниц-массажисток? Скучно стало. Ничего не радует. Молодость прошла. Раньше было интересно… А теперь повернуться бы носом к стене, подтянуть на плече войлочное одеяло и всему конец – провалиться в сон.
К счастью, явился Друз и с самым озабоченным лицом: мол, важное дело – увел проконсула под своды шатра. «Отдыхай». Вместо него пощелкал пальцами, требуя от рабов подойти и помочь хозяину разоблачиться. Потом повернулся и, отсалютовав вытянутой рукой от груди, обронил:
– Знаешь, я не ожидал, ну, сегодня, что ты развернешь легионы.
Авл похмыкал, тряхнув плечами и помогая снять с себя нагрудник. «Ты еще много чего не ожидаешь, старина. Дай срок».
Мартелл был доволен, устал, как осел под поклажей, но был доволен. Сам не знал, чем: нарушил закон, саботировал указ Сената, удалялся непобежденным неведомо куда – пустят ли его еще назад? Но в нем проснулся злой веселый азарт. Проснулся там, на равнине, когда легионы, поддержав его, сделали шаг вперед.
Но сейчас он измотан. Спать-спать. Почему раньше всегда хотелось девок? Пусть день в седле или пехом – ну, хоть по заднице хлопнуть. Теперь нет. Постарел. С этими мыслями он повернулся к матерчатой стене и провалился в пустоту.
Среди ночи Авл проснулся. Глубоко, от самого солнечного сплетения, вздохнул, точно приходил в себя после глубокого обморока. Встал. Потоптался немного у гидрии, поплескал в лицо водой и сел за складной столик писать письма. До рассвета время еще есть.
Написав письма, он снова прилег – не то чтобы заснул, а попал в состояние между дремой и бодрствованием – самое опасное, как он знал по опыту. Ему привиделось, будто на нем все еще надет нагрудник с головой медузы-горгоны, и тот давит до хруста ребер – нельзя вздохнуть. Авл чувствовал, как кости трещат и ломаются, как вспарывают внутренние органы. Пытался позвать рабов, пытался сам стянуть панцирь, но не мог пошевелиться, и только чувствовал неимоверную тяжесть на груди, точно кто-то увесистый сел сверху и не желал слезать.
С рассветом проконсул приказал направить гонцов ко всем горским племенам. Лагерь встал надолго, не на день-два – на неделю, не меньше. Пока-то посыльные доберутся до родов и кланов, пока-то там обсудят его письма, пока накричатся: ехать или не ехать на встречу к вековечному врагу, пошлют полномочных… Пусть боги дадут удачу! Пусть все разрозненные разбойничьи гнезда ответят!
Весь день он лежал-кряхтел и потирал бока: дорога, дорога. К вечеру начали прибывать послы: ардуэны, даголиты, литены, лугулы, церпы, есугены, вороньи люди, камнееды. Всех он не помнил, но главные кланы тут. Его бы воля, приказал бы распять каждого из дикарей вдоль дороги в долину. Уж верно, крестьяне с местных ферм не пожалели бы ни одного.
Вместо этого проконсул принимал послов в своем шатре, поил дорогими винами с берегов Тиброны и угощал фаршированными финиками в меду – лакомствами Вечного Города. Долгая привычка к переговорам учит улыбаться тем, кому хочется вцепиться в горло. Потом прибыли еще послы, и пришлось выносить столы на улицу.