Выбрать главу

– Пятую, – вождь камнеедов не унимался. Его звали Маленький Медведь. Не такой уж и маленький – выше кола палатки проконсула. В детстве он добыл в пещере медвежонка, и ему дали «взрослое» имя. Зверя малец не позволил убить, сам выкормил и теперь повсюду возил с собой на прочной ременной петле. Вон, сидит у частокола. «Наверное, и спит с этой животиной! Интересно, жены не возражают?»

– Мы согласны только на пятую часть добычи, – повторил камнеед.

Но Авл-то заведомо знал, что так будет. Что придется обещать больше, иначе их не выманить из самых дальних горных гнезд. А нужны все. И не для того, чтобы победить болотных людей. Не смешите! С его опытом и пары легионов хватит. Нет, эти вороньи дети и каменные задницы должны уйти, чтобы долина осталась целой и невредимой. Обещал? Сделает.

Глава 3

Детство не бывает счастливым

«Мне кажется, для юноши не позорно развратничать, пьянствовать, выламывать двери и охотиться на людей».

Теренций. «Братья»

Через пару недель они двинулись в путь. Горные кланы пришли все. Авл внимательно следил за этим. Подражая знаменам Вечного Города, каждый из них нес свой «аквил» – палку с надетой на него головой родового животного-предка: люди-медведи, люди-волки, люди-орлы, даже люди-козлы… А что? Горные козы лихо скачут и больно бодают врагов. Почему нет? Похоже, племена вытряхнули из дырявого мешка всех, кто еще мог носить оружие.

Мало было только воронов. Сразу видно – хитрецы. Прислали горсточку, а остальные остались дома в надежде ударить по долине, когда войска уйдут на север. Авл знал, что между кланами дружбы нет. Договорился с камнеедами разорить гнездо воронов. Вырезали всех. Включая тех, кто пришел на общий сбор. Проконсул не хотел пускать в дело легионеров – незачем солдатам участвовать в карательных акциях. Это портит войска, приучает к грабежу и поджогам. Не надо.

– Мужчин убить, женщин можете взять с собой. Дети в дороге – обуза Решайте сами.

Ох, как Мартелл не любил отдавать такие приказания. Это значило, что и детей туда же… Тех, кто не разбежался и не спрятался. Все равно ребятишки умрут от голода или будут съедены дикими зверями. Сердце проконсула всегда ныло, но если бы он не умел отгораживаться от чужой боли, наверное, не выжил бы и не стал тем, кем стал.

Самое странное, что поначалу у Авла так не получалось. Даже когда был центурионом, еще не очень получалось. А потом привык, что ли. Когда на него в одной гирканской деревне напали вот такие бесенята, чумазые и голодные – ночью, на спящего, – и чуть не выгрызли кадык, в прямом смысле, оружия-то у них не было! – только после этого Мартелл перестал их жалеть. Правда, он перед этим оприходовал их мать – ну, дело прошлое. Уже префектом легко отдавал такие приказы. Легатом – тем более.

Сейчас Авл благодарил богов за то, что те разрешили ему перестать чувствовать хоть что-то. Нет, веселье оставалось. Радости не было. Случалась досада от провалов. Настоящей боли – уже никогда. Удовольствие – да, получал. А вот счастье… Все покрывалось усталостью и раздражением, как толстым одеялом.

С тоской он вспоминал свои жгучие чувства в детстве. Разбил колено, слезы на глазах – все по-настоящему. Мать утешает, целует в ушибленное место, трет теплыми руками. Туда бы, обратно! Мир был цветным, а теперь точно присыпан пеплом.

Когда это случилось? Не то чтобы Мартелл хотел отказаться от сегодняшнего бесчувствия. Нет, только благодаря умению контролировать себя, он и поднялся. Но все же, когда?

Когда сторонники Марсия убили семью? Так было больно, еле ходил. Думал, умрет, если не отомстит. Грезил, как сам впишет имена обидчиков в проскрипционный список. Кстати, сейчас, все они мертвы. Карабкаясь наверх, надо уметь расчищать площадку…

Или раньше? Чувства отказали раньше? Мать отдала сыну самую дорогую вещь в доме – их семейного лара, древнего предка, хранителя фамилии. Удлиненная фигурка воина в шлеме с пернатым гребнем и в юбке ниже колен. Зеленая медь. Такие делали еще во времена царей Тарквинума. Какое странное тело – тонкое, словно из проволоки – ни мышц, ни коленей, ни локтей. Руки и ноги могли бы гнуться в любом месте. Что-то змеиное. И глаза вычеканены большими, каплевидными – не человеческими.

Это существо – у Авла язык бы не повернулся назвать лара человеком – как уверяла мать, слышит все, что при нем говорится, но помогает не всем, а только тем, кто его впустит. Что значит – впустит? И когда он сам впустил?

То, что впустил, сомнений не было. В противном случае, не мучился бы сейчас. В любом месте, где бы ни оказывался, боги лесов, рек, камней, земли разговаривали с ним. Не то, чтобы он слышал голоса – а именно ощущал их. Они взывали к чему-то внутри него самого, и оно отвечало им. Не он лично, Авл Мартелл, а глубоко засевшее и сплетенное с его душой зло.