Юлия поднялась, собираясь незаметно уйти, но к ней подошел поэт Архий и, приветствуя, сказал вполголоса:
— Господин мой велел тебе передать, что завтра в полдень возле дома тебя встретит Герон.
Она знала, что Архий — клиент Лукулла, что Герон — любимый раб его, и поняла, что друг диктатора будет ждать ее у себя в назначенное время. Она пойдет, как всегда, без провожатых, — опасаясь, как бы свидания с Лукуллом не вызвали сплетен в городе.
II
Люций Лициний Лукулл лежа обрабатывал «Достопамятности Суллы», и жена его Клавдия, дочь консуляра Аппия Клавдия, помогала ему.
Лукулл жил скромно; он не участвовал в проскрипциях диктатора и остался таким же бедняком, как и был.
Женившись на бесприданнице из аристократической фамилии, он стал еще большим поборником древних обычаев, суровой честности Сципиона Эмилиана и Метелла Нумидийского и глубоко презирал порочную знать, обогатившуюся проскрипциями; особенно сильно враждовал он с Публием Цетегом, который был вначале марианцем, а затем перебежал к Сулле. Имя Цетега внушало Риму почтение и ужас; муж коварный, он был могущественен и пользовался огромным влиянием в сенате. Клавдия, знавшая его (он некогда ухаживал за ней, добиваясь ее расположения), советовала супругу заручиться его поддержкою, но Лукулл колебался.
Развернув свиток пергамента, он прочитал:
— «Обуздав Митридата, как Геракл — Эримантского вепря, Сулла отправился во главе победоносных легионов в Азию, чтобы восстановить древние порядки и единый римский закон…»
Вошел Герон, и Лукулл отложил манускрипт.
— Благородная Юлия из фамилии Цезарей…
Клавдия вспыхнула и молча выбежала в перистиль.
Так случалось каждый раз, когда он принимал Юлию, а потом, встречаясь с мужем, Клавдия избегала говорить о «вдове кровавого Мария».
Лукулл принял Юлию в атриуме. Усадив ее на биселлу, он сел рядом и стал говорить о Сулле. Он любил вспоминать этого железного мужа, он благоговел перед ним, и, произнося его имя, чувствовал в сердце щемящую боль.
— Сегодня всё утро я работал над его «Достопамятностями»… Читая их, испытываешь трепет: сколько величия, ума, воли, предвидения!..
Лукулл увлекся, изощряясь в красноречии, точно выступал в сенате: возникали риторические фигуры, смелые сравнения, образы, и слова лились, лились…
— Да, величайший муж, — вздохнула Юлия. — Он любил тебя, как лучшего друга, благороднейший Люций Лициний, и мне больно бывает, когда я думаю о тебе… Ты ненавидим аристократами и демократами, — а за что? За свою честность и презрение к ним! Они, грязь под твоими ногами, возвеличиваются, а ты забыт и живешь в бедности… Думал ли ты об этом? О, прошу тебя, — схватила она его за руку, — не перебивай меня, во имя богов, дай договорить, иначе я подумаю, что ты забыл о трудах божественного императора!
Лукулл с удивлением смотрел на Юлию.
— Сенат получил донесения из Испании, что Серторий ведет переговоры с Митридатом, быть может, заключил даже союз… Серторий и понтийский царь — опасные враги, и сенат ищет полководца, чтобы послать в Испанию…
Лукулл начал понимать.
— Такой полководец уже намечен: это Помпей, — продолжала Юлия, — разгром Сертория повлечет распадение союза, и Митридат, конечно, не посмеет выступить…
— Но он выступит! — вскричал Лукулл.
— Такого же мнения и сенат. Но, пока Митридат соберется, муж, знающий Азию, ее природу и обитателей, мог бы подготовить для себя почву, заручиться связями в сенате, поддержкой влиятельных магистратов и отправиться в провинцию…
— Ты намекаешь, благородная Юлия, на меня?
— Доведи дело Суллы до конца, — страстно сказала она, — порази Митридата! Я уверена, что тень императора будет сопутствовать тебе в походах и боях!
— Но как начать и кто меня поддержит?
— Публий Цетег.
— Заклятый враг!
— Действуй, как покойный император, и ты останешься победителем. Слыхал о Преции?
Лукулл вспыхнул, растерянно взглянул на Юлию.
— И ты… ты советуешь?
Она холодно смотрела на него.
— Знаю, ты считаешь ее простибулой, но она — любовница Цетега, а Цетег сделает всё, что она захочет…
— Преция развращает молодежь, обирает стариков… Что скажет Рим обо мне?