Революционное правительство оказало серьезное воздействие на развитие театра, литературы, музыки, изобразительных искусств. Из литературы и искусства безжалостно изгонялись легкомысленные, фривольные сюжеты, их заменяли суровая тематика гражданской доблести, политический водевиль, патриотический гимн. Борясь со всем старым и реакционным в области культуры, якобинцы с чуткостью относились к подлинным памятникам искусства, беря их под государственную охрану. На этой стезе особенно много сделал монтаньяр, человек, близкий Робеспьеру, Жак Луи Давид, замечательный художник и выдающийся организатор. Давид и другие деятели искусства, сотрудничая с Конвентом, принимали участие в устройстве художественных выставок, конкурсов на лучшие произведения живописи, скульптуры и архитектуры и брали на себя оформление революционных праздников.
Считая свое время началом новой эры, открывающей путь к счастливому будущему, якобинцы рисовали себе это будущее в покровах строгой античной простоты. Увлечение героическими образами и гражданской добродетелью античности наложило отпечаток на внешние формы жизни республики. Конвент утвердил замену обращения на "вы" обращением на "ты". Слово "господин" уступило место словам "гражданин" и "товарищ". Многие деятели меняли свои имена на имена любимых героев древности. Так Шомет называл себя Анаксагором*, Клоотц - Анахарсисом*, Бабеф - Гракхом*.
_______________
* Древнегреческий философ-материалист V в. до н. э.
* Сицилийский философ VI в. до н. э.
* Братья Г р а к х и - римские социальные реформаторы II в. до н. э.
В целях увековечения новой эры был введен революционный календарь. Год делился на двенадцать месяцев по тридцать дней в каждом, пять дополнительных дней назывались санкюлотидами. День, следующий за провозглашением республики, 22 сентября, считался первым днем первого месяца - вандемьера, за ним шли брюмер, фример, нивоз, плювиоз, вантоз, жерминаль, флореаль, прериаль, мессидор, термидор, фрюктидор. Каждый месяц делился на три декады, дни которых обозначались названиями растений и животных.
Новый календарь оказался тесно связанным с движением "дехристианизации", прошедшим по стране осенью 1793 года. Движение это, возникшее в ходе борьбы против контрреволюционного духовенства, ставило целью полное уничтожение религии и церкви. Его возглавили левые якобинцы и эбертисты - Шомет, Клоотц, Эбер, Фуше. "Дехристианизаторы" стали закрывать церкви, превращая их в места празднования "культа Разума"; многие священнослужители, в том числе и высшие, как парижский епископ Гобель, торжественно отреклись от сана. Хотя "дехристианизация" не была официально санкционирована, Робеспьер и его соратники вначале ей не препятствовали, желая узнать, как она будет принята в народе. Вскоре, однако, стало ясно, что движение это было несвоевременным: оно вызвало недовольство среди городского и, в особенности, сельского населения. Секретные агенты Комитета общественной безопасности доносили, что "огонь тлел под пеплом" и можно было опасаться серьезных эксцессов: крестьянство, религиозное и неграмотное в своей массе, не признавало "культа Разума", а на подобных настроениях были готовы сыграть и интервенты, и роялисты. Учитывая это, Робеспьер в конце ноября выступил против "дехристианизации", осудив ее с государственной и политической точек зрения. Тогда Шомет, бывший одним из инициаторов движения, первым отказался от него; за прокурором Коммуны последовали и другие. 5 - 8 декабря Конвент по докладу Робеспьера принял декрет о свободе культов.
Влияние общественного мнения, особенно в столице, увеличивалось соответственно небывалому до той поры размаху общественной жизни. Санкюлоты принимали деятельное участие в работе клубов, секций, революционных комитетов, заполняли галереи для публики на заседаниях Конвента, толпились в здании Революционного трибунала. Женщины стремились не отставать от мужчин. Политические страсти зачастую разгорались настолько, что посетители галерей заставляли законодателей прервать заседание. Человек, не аплодирующий выступлению Робеспьера, немедленно слышал угрозы и обидные клички. На улицах, в кафе, у газетных киосков повсюду с жаром обсуждали события дня: известия с фронта, очередной декрет Конвента, приговор Революционного трибунала, выдающуюся речь в Якобинском клубе. На газеты набрасывались с жадностью. Толпились у пестрых афиш и многоцветных плакатов, расклеенных на стенах центральных кварталов столицы. У дверей домов можно было видеть большие столы, за которыми обедали и ужинали жители всей улицы. Это было новое явление: братская трапеза. Мужчины и женщины, дети, люди разного положения и достатка собирались за этими трапезами, каждый внеся предварительно свой продуктовый пай. За едой вели оживленные политические споры, пели патриотические песни, дети читали наизусть статьи конституции.
Да, сделано было много, и все изменилось радикально. Революция переворошила жизнь сверху донизу. Большими были дела, еще большими планы.
А между тем уже назревали события, которые должны были расколоть якобинское правительство и сломать кажущееся единство, которое не имело под собой достаточно твердой основы.
Неподкупный не мог этого не чувствовать.
Но он бесстрашно шел навстречу неизбежной судьбе.
4. ИНОСТРАННЫЙ ЗАГОВОР
Максимилиан пересек улицу Сент-Оноре в том месте, где переходил ее обычно, и, как обычно, машинально взглянул на шпиль якобинской церкви. Шпиль был едва различим: наступали сумерки, а уличное освещение в этом году не баловало жителей столицы.
Было не только темно, но и зябко. Фример - "месяц изморози" подходил к середине. Сильные холода еще не наступили, но уже чувствовалось дыхание ранней декабрьской стужи.
Парижане знали: зима будет суровой. Ибо беда не приходит в одиночку. Если нет хлеба - не купишь и овощей, если нет топлива - жди лютых морозов.
На улицах молчаливый людской поток не убывал ни днем ни ночью. Люди двигались медленно, а больше стояли. Стояли с вечера до зари и с зари до полудня. Слово "хвост" получило новый смысл. И когда говорили: "Становись в хвост!" - каждый понимал, что это значит. Хвосты были и у булочных, торговавших исключительно "хлебом равенства", и у мясных лавок, которые часто не торговали ничем, и на рынках, оскудевших сверх всякой меры. А тут еще на глазах у измученных женщин жирные молодчики выволакивали из лавок коровьи и бараньи туши, а потом лавки запирались на замки: мяса нет. Все знали, куда уходят продукты - столы богачей были постоянно переполнены снедью, купленной по спекулятивным ценам.
Максимилиан Робеспьер также знал это очень хорошо. Но знал он и другое. Революционное правительство проделывало поистине титаническую работу и уже многого добилось; пройдет короткое время, и парижане почувствуют результаты: голод будет ликвидирован так же, как ликвидирована угроза оккупации. Комитет Робеспьера знал свое дело и был вполне достоин доверия патриотов.
Но вот беда. Чем больше побед одерживало правительство, тем очевиднее становилось Неподкупному, что прежнему единству монтаньяров приходит конец. Зрела новая междоусобная борьба, быть может, еще более тяжелая, чем прежде. И конечные результаты этой борьбы было трудно предвидеть.
В самом начале осени Робеспьер с беспокойством обратил внимание на две новые группировки, две фракции, появившиеся в правительстве. Во главе правой фракции стоял Дантон, во главе левой - Эбер. Правые, несмотря на свои трескучие фразы, явно стремились замедлить революцию и остановить ее ход. Левые, напротив, вызывали постоянные сверхреволюционные эксцессы и обвиняли правительство в модерантизме*.
_______________
* Умеренности (лат.).
Дантона, равно как и его друзей, Неподкупный знал и успел составить о них вполне определенное мнение. Что же касается левых, то знакомиться с ними пришлось в ходе борьбы. Эбер и Шомет были крайне неприятны Робеспьеру. Он видел в них наследников "бешеных". И все же, строго анализируя общую обстановку и задачи дня, Максимилиан кое-чему научился у левых. Так, прежде относясь с большим недоверием к террору, теперь Робеспьер сделал террор краеугольным камнем своей системы. Он понял, что в дни войны и контрреволюционной угрозы террор призван сыграть одну из главных ролей. Террор, полагал Максимилиан, должен дополнить добродетель, стать ее охранителем и защитником.