Со дна клетки поднялась пыль, тут же рассеявшись от дуновения воздуха со стороны двери. Стало очевидно, что к клетке давно никто не прикасался.
— Эсмеральда?
У меня волосы встали дыбом, и я запаниковала.
— Эсмеральда!
— Прости, милочка. Мы хотели тебе сказать…
Я резко обернулась и увидела на пороге миссис Мюллет и Доггера.
— Что вы с ней сделали? — спросила я, но знала ответ еще до того, как эти слова вылетели у меня изо рта. — Вы ее съели, да? — произнесла я с холодной яростью в голосе. Перевела взгляд с одного на другую, отчаянно надеясь услышать «нет», получить простое, очевидное и безобидное объяснение.
Но нет. Да и все равно. Я бы им не поверила.
Миссис Мюллет обхватила себя руками — отчасти для защиты от холода, отчасти в знак оправдания.
— Мы хотели сказать тебе, дорогуша, — повторила миссис Мюллет.
Но им ничего не надо было мне говорить. Все и так ясно. Я уже видела эту картину мысленным взором: неожиданно открытая клетка, руки, хватающие теплое, упитанное, покрытое перьями тело, отчаянное кудахтанье, топор, кровь, ощипывание, потрошение, фаршировка, нитки, жарка, нарезка, сервированный стол… ужин.
Каннибалы.
Каннибалы!
Я локтями проложила себе дорогу и убежала в глубь дома.
Я специально выбрала себе спальню в дальнем неотапливаемом восточном крыле рядом с химической лабораторией, созданной во времена королевы Виктории для моего покойного двоюродного дедушки Тарквина. Хотя дядюшка Тар умер двадцать с лишним лет назад, его лаборатория оставалась чудом химических наук, — по крайней мере, была бы таковым, если бы о ней знали за пределами дома.
К счастью для меня, лаборатория вместе со всеми ее чудесами стояла заброшенной, пока я не прибрала ее к рукам и не начала учиться.
Я забралась в кровать и достала ключ из того места за отклеивающимися обоями, где в свое время его спрятала. Прихватив древнюю красную резиновую грелку из ящика не менее древнего комода, я отперла лабораторию и вошла внутрь.
Я поднесла спичку к бунзеновской горелке, наполнила мензурку водой и села на стол ждать, пока она закипит.
И только тогда я позволила себе горько заплакать.
Здесь, на этом самом месте Эсмеральда так часто сидела и наблюдала, как я варю себе на завтрак ее яйца в лабораторном стакане.
Полагаю, есть люди, которые попрекнут меня привязанностью к курице, но я им могу ответить только одно: «Подите к черту!» Любовь человека и животного, в отличие от любви человека к человеку, неизменна.
Я снова и снова думала о том, что, должно быть, Эсмеральда чувствовала в самом конце. Мое сердце рвалось на части с такой силой, что мне пришлось оставить эти мысли и переключиться на другого цыпленка: цыпленка, который однажды на моих глазах пытался убежать от топора, когда я проезжала мимо Бишоп-Лейси.
Я была погружена в эти мысли, когда послышался легкий стук в дверь. Я торопливо утерла глаза юбкой, высморкалась и ответила:
— Кто там?
— Это Доггер, мисс.
— Входите, — сказала я, надеясь, что мой голос чуть теплее арктических льдов.
Доггер тихо вошел в лабораторию. Заговорил, так что мне не пришлось делать это первой.
— Что касается Эсмеральды, — начал он и умолк в ожидании моей реакции.
Я сглотнула, но умудрилась сделать так, чтобы мои губы не дрожали.
— Полковник де Люс должен был ехать в Лондон по делам, связанным с налогами. В поезде он вступил в контакт с вирусом инфлюэнцы: в этом году эта болезнь весьма распространилась, в некоторых местах сильнее, чем во время великой эпидемии 1918 года. Атака была на удивление быстрой. Инфлюэнца перешла в бактериальную пневмонию. Ваш отец срочно нуждался в горячем питательном бульоне. Он был очень болен, и его желудок не принимал ничего другого. Я беру на себя полную ответственность за произошедшее, мисс Флавия. Я позаботился, чтобы Эсмеральда не страдала. Она находилась в блаженном состоянии, которое всегда чувствовала, когда ее чесали под клювом. Мне очень жаль, мисс Флавия.
Я сдулась, словно проколотый мяч, злость вытекла из меня. Как я могу ненавидеть человека, который, вероятно, спас жизнь моему отцу?
Я не могла найти слова, поэтому хранила молчание.
— Боюсь, наш мир меняется, мисс Флавия, — наконец вымолвил Доггер. — И не факт, что к лучшему.
Я попыталась понять подтекст его слов и найти подходящий ответ.
— Отец, — в итоге сказала я. — Как он? Правду, Доггер.
Тень омрачила лицо Доггера, тень неприятной мысли. Судя по той информации о его прошлом, которую мне удалось выудить, когда-то он был высококвалифицированным врачом, но война погубила его. Однако он никогда не умел уклоняться от прямого вопроса, и за это я его любила особенно.