Сергей Болдырев
Трижды приговоренный…
Повесть о Георгии Димитрове
От автора
Передо мной стояла сложная, но и увлекательная задача: написать документальную повесть об удивительной, героической жизни — не историческое исследование и не биографию, а своеобразное художественное произведение, в котором нельзя выдумывать ни сюжетных ходов, ни событий личной жизни героя. Прежде чем я осмелился взяться за перо, мне пришлось разыскать в Москве и в Софии людей, знавших моего героя, прочесть его книги и исследования о нем…
Я долго бродил по Софии, пытаясь представить себе молодого Димитрова. Заглядывал в тихий дворик, в котором и сейчас еще растет старая виноградная лоза и где когда-то каждый вечер с трепетом ждала мать своего самого старшего, не склонявшего головы перед врагами, сына. В глубокой тени деревьев ночного сквера на Ополченской, у заветной скамейки под платаном, слышались мне неторопливые шаги Димитрова и его верной Любы…
Сама судьба этого человека помогала мне строить сюжет, ибо что может быть драматичнее, например, сражения Димитрова на Лейпцигском процессе с главарями фашистской Германии, и что может быть героичнее его победы в этой битве, за которой тогда следил весь мир!
Но нельзя в одной повести рассказать о всей неповторимой жизни, о судьбе человеческой, связанной с судьбами многих людей. Да я никогда и не взялся бы за столь непосильное дело. Я отобрал для повести лишь те важные и значительные события, которые, переплетаясь с коллизиями личной жизни, как мне казалось, позволяли изобразить формирование характера Георгия Димитрова — бесстрашного борца международного коммунистического и рабочего движения, патриота своей родной Болгарии, и показать присущую ему прозорливость, заставлявшую его утверждать, что для болгарского народа «дружба с Советским Союзом так же жизненно необходима, как солнце и воздух для всякого живого существа».
Несомненно, можно написать еще не одну повесть и не один роман, посвященные Георгию Димитрову, о котором секретарь Болгарской коммунистической партии и Председатель Совета Министров Народной Республики Болгарии Тодор Живков говорил:
«Великий пример Георгия Димитрова живет и поныне в наших сердцах».
Моя книга — лишь частица эпопеи об этом человеке и его делах.
Часть первая
Люба встала рано, надо было успеть приготовить завтрак для Георгия. Выглянув из калитки на сонную еще улочку рабочего предместья, — теперь приходилось часто посматривать за ворота, чтобы узнать, следят ли за их домом, — она увидела шагавших посреди мостовой, взявшихся за руки девушку в дешевом платьице и высокого парня. Они, наверное, возвращались после ночной прогулки. Осень в Софии стоит долгая и теплая. По вечерам темнота городских скверов полна приглушенного смеха: не поймешь осень то или весна. И эта осень 1914 года была такой же долгой и теплой и так же бродили по ночным паркам и затихшим улицам спящего города молодые люди и, останавливаясь, близко заглядывали в глаза друг друга. И вот так же возвращались домой под утро… Люба долго смотрела вслед молодым людям, погруженная в свои мысли. Ей вспомнилось, как и она сама и Георгий неторопливо прогуливались в ночном сумраке сквера у потемневшего от времени мрачноватого храма святого Николы, неподалеку от их дома, и возвращались с рассветом. Под густой листвой деревьев на одной из дорожек сквера стояла давно знакомая скамейка. Теперь они редко приходили туда, к своей скамейке. То, чем полнилась для них наступившая осень, было, может быть, самым трудным и самым сложным со дня их встречи восемь лет назад, и они уже не часто вспоминали о своей скамейке. Люба подумала о том будущем разговоре с Георгием, которого не избежать и о котором он, наверно, и не подозревает. Прибавится горечи и сложности в их жизни, и так полной тревог. Свое, личное, что кажется таким маленьким и что так глубоко запрятано в душе, без спросу вмешивается в жизнь людей, и тогда жить и работать становится во много раз труднее. Особенно сейчас, в эту осень рокового четырнадцатого года…
После завтрака, как и всегда, Люба пошла с мужем до ворот. В дворике с раскидистым тутовым деревом, старой виноградной лозой и густым кустарником вдоль заборов было тихо. Младшие сестра и брат Георгия — Еленка и Тодорчо — ушли уже в школу. Только их мать, Параскева, сухонькая, в платке, туго повязанном вокруг головы, хлопотала возле таза с бельем и ласково кивнула Георгию и Любе, когда они проходили мимо.