XXXVI
Перед отъездом Тольятти они еще раз встретились и обсудили, как лучше искать контакта с вождями II Интернационала.
Во время разговора Димитров не раз ловил себя на том, что невольно присматривается к Тольятти, ищет в его лице следов озабоченности предстоящей поездкой. С тех пор, как Тольятти появился для подготовки VII конгресса и был избран в Секретариат Исполкома, ему пришлось оставаться в Москве дольше, чем бывало прежде. Димитров поручил ему наблюдение за деятельностью коммунистических партий Центральной Европы. Конечно, это было ответственное поручение, Тольятти должен был заниматься делами не только одной Итальянской компартии, но и компартий ряда других стран. И все-таки жизнь его в Москве была совсем иной, чем на нелегальном положении во Франции или Швейцарии в заграничном центре Итальянской компартии. Да и с Альдо приходилось опять расставаться. Испытывает ли Тольятти теперь, перед новым боем, волнение или возбуждение?
Тольятти был совершенно таким, как и обычно, — спокойным, неторопливо-обстоятельным в своих суждениях, деловитым и в то же время, как и всегда, дружески настроенным. Димитров знал, что где-то глубоко в его душе живет горечь расставания с сыном, но внешне Тольятти ничем не выдавал ее.
Тольятти сказал, что прежде всего намеревается приехать во Францию и там приступить к подготовке встречи, которую лучше было, как он считал, провести где-нибудь в Швейцарии. Димитров согласился с разумностью плана: в этих странах у Тольятти были наиболее прочные конспиративные связи.
Договорившись о главном, они перешли к испанским делам. Димитров сказал, что Испанская компартия и ее Генеральный секретарь Хосе Диас ежедневно сталкиваются с необходимостью вырабатывать верные решения в противоречивой обстановке.
Тольятти подтвердил: положение в Испании запутанное, политическая обстановка все время меняется, требует от компартии гибкости.
— Болезнь Хосе Диаса еще более осложняет обстановку, — заметил Димитров. — Нельзя терять времени.
— Да, — сказал Тольятти, — время в данном случае работает не на нас. Кому-то надо ехать в Испанию. Я считаю этот вопрос предрешенным.
— Может быть и так, — согласился Димитров. — Я уже думал об этом. Видимо, придется ехать…
Когда они расставались, Димитров подумал о том, что, наверное, не скоро увидит Тольятти. Это не было предчувствием, скорее — логическим выводом из трезвой оценки создавшейся обстановки. Это сознавал и Тольятти, но во взгляде его не было ни тревоги, ни сентиментальной грусти, скорее — сознание их общей ответственности и решимость.
XXXVII
Димитров оказался прав: они увиделись лишь через три года. Время от времени по каналам нелегальной связи к Димитрову доходили короткие сообщения о деятельности Тольятти во Франции, Швейцарии, а затем в объятой огнем сражений с франкистами и немецкими и итальянскими интервентами Испании.
Летом, когда они беседовали в последний раз, Тольятти благополучно прибыл во Францию для подготовки встречи с руководителями II Интернационала. Совещание состоялось около Женевы. Принять в нем участие Тольятти не удалось. Представителем Коминтерна там был Марсель Кашен. Руководители II Интернационала вновь отказались от сотрудничества. Тольятти и Кашен вернулись в Париж.
Сюда с надежным курьером Димитров направил Тольятти поручение отправиться в Испанию.
Вскоре от него стали поступать сообщения. Он прибыл в Испанию в июле того же, 1937 года и тотчас принялся помогать наводить порядок в централизации командования интернациональными бригадами. Он выступал на съездах партии, среди рабочих, на фронте. Его знали в Испании под именем Альфредо.
Димитров каждый раз с тревогой изучал приходившие из Испании сообщения о Тольятти, понимая, какой опасности подвергается его посланец. Но можно ли было в Испании в это трудное и жестокое время, когда тысячи и тысячи рядовых взявшихся за оружие бойцов-антифашистов каждый день и каждый час добровольно подвергали свою жизнь опасности, думать лишь о собственной безопасности?
…Фашизм в Испании одерживал верх. В испанских событиях Димитрову виделась не только трагичность поражения антифашистов — он видел и те силы, которые рано или поздно должны будут привести к победе над фашизмом…
Когда-то давно, в те годы, о которых идет речь в этой главе, мне, студенту и пионервожатому подшефной нашему Литературному институту школы на Красной Пресне, пришлось вместе со всеми моими пионерами ощутить и горечь поражения республиканцев и гордость за тех, кто сражался в Испании. К пионерам приехал сын Долорес Ибаррури Рубен. Ему было почти столько же лет, как и моим пионерам, он был весел и по-дружески общителен, как и все ребята в тот вечер. И все-таки иной раз в его глазах проскальзывало что-то не свойственное подростку… Мы понимали, что это было. Мы все видели фотографии боев за Мадрид и Барселону, мы видели фотографии испанских детей, вывезенных из объятых огнем городов в Советский Союз… Так мы впервые начали познавать человеческий героизм и человеческое горе — героизм и горе трудовой Испании. Спустя несколько лет, в годы Отечественной войны, Рубен Ибаррури погиб в боях с фашистскими захватчиками под Сталинградом, а многие бывшие пионеры нашего отряда пали смертью храбрых в боях с гитлеровцами на подступах к Москве…