Радославов не выдержал обращенной прямо к нему обвинительной речи.
— Кто голодает? — выкрикнул он, то ли потеряв власть над собой, то ли стремясь сбить Георгия с мысли и вызвать спасительные для него реплики депутатов.
— Государство ничего не сделало для этих людей, — продолжал Димитров, не обращая внимания на реплику Радославова.
— Не занимайтесь демагогией! — раздался энергичный голос из правительственной ложи. — Государство все сделало.
Это на помощь Радославову пришел его друг — министр просвещения, в прошлом министр правосудия Пешев, пятидесятишестилетний, еще крепкий человек. Он был в таком же парадном фраке, как и большинство депутатов в этот день голосования за дополнительные военные кредиты. Георгий усмехнулся в душе:
«Старая лиса! Вырядился, как на праздник. Но ты своим криком не заставишь меня беситься, у меня есть еще что сказать».
Он повернулся к правительственной ложе.
— Господа министры! Мы не занимаемся демагогией, мы говорим истину, которую вы сами могли бы всегда установить.
Пешев не унимался:
— Наше государство не оставило людей голодать.
— Государство ничего не сделало для людей, — спокойно возразил Георгий.
— Оставьте! — все более теряя самообладание, крикнул Пешев.
Георгий прищурился и с явной насмешкой в голосе заметил:
— Господину министру просвещения, — он сделал ударение на этом слове, — следует сохранять спокойствие.
Пешев нагнулся к Георгию и, потрясая рукой прокричал:
— Вы не знаете последствий ваших слов…
«Вот этот полицейский язык больше тебе подходит», — подумал Георгий и бросил в лицо бывшему министру правосудия:
— Не смейте нас провоцировать!
Ему ответил дружный вопль из кресел правых депутатов.
Председатель, старик с обвисшими щеками, подняв руку, с трудом утихомирил правых депутатов. Потом повернулся к Георгию.
— Господин Димитров! Говорите о кредитах, иначе я лишу вас слова.
Тогда поднялся Дед и глуховатым от волнения, но твердым голосом сказал:
— Вы не имеете права, господин председатель. Мы протестуем против этого безобразия.
Из министерской ложи послышался возглас министра иностранных дел Генадиева, человека благообразного и сравнительно молодого:
— Господин Благоев! Вы призываете связать ваше отечество, вы на старости лет забываетесь.
— Вы там… молчите! — бросил ему Благоев и неторопливо опустился в свое кресло.
— Господа народные представители! — продолжал Георгий. — Если бы вы пожелали и имели терпение нас выслушать…
— Как еще терпим! — послышался возглас.
— …вы бы сами выгнали отсюда дюжину «патриотов», которые начали Балканскую войну. Они есть, — Георгий указал в один конец зала, — и здесь. Они есть, — он показал в другой конец зала, — и там…
Правые опять подняли крик. Сквозь шум прорвался чей-то отчаянный вопль:
— Выгоните его, накажите его!
Дождавшись, пока схлынут крики, Георгий продолжал:
— Десятки и сотни патентованных патриотов Болгарии и там, — Георгий наклонился с трибуны, указывая в зал, — и тут…
Председатель прикоснулся ладонями к поблескивающей лысине и трагически воздел обе руки кверху.
— Господин Димитров! Если вы не будете говорить по предмету и будете продолжать дразнить народных представителей, я лишу вас слова.
— Не имеете права, господин председатель, — живо сказал Георгий. — Я протестую: председатель не имеет права определять, кто говорит праздные, а кто умные речи.