— Я лишаю вас слова! — крикнул председатель.
Благоев вновь поднялся и, оправив бороду на груди, сказал:
— Как это лишаете слова? Это произвол!
Председатель воскликнул:
— Боже!.. — Он повернулся к Благоеву и, показывая на Димитрова, простонал: — Но он должен говорить по предмету, не шутить с Народным собранием…
Благоев с достоинством ответил:
— Вам не нравится горькая истина.
Председатель развел руками, словно не зная, что еще делать, и снова обратился к Георгию:
— Господин Димитров! Говорите по предмету. Не заставляйте меня лишать вас слова.
— Господин председатель не сделал бы мне никаких замечаний, — воскликнул Георгий, — если бы я, как Григор Василев, воспел хвалебную песню нашей болгарской армии и увеличению военных кредитов. Но когда выходит представитель партии, которая не может разделить подобную точку зрения, вы всячески спорите и стремитесь лишить меня слова. — Голос его гремел в затихшем зале, он поднял руку, потрясая ею над разлохматившимися волнистыми прядями волос. — Вы всячески восхваляете парламентаризм, но где же теперь этот ваш парламентаризм? — Георгий глубоко вобрал в легкие воздух, с шумом выдохнул его, резким движением руки отбрасывая упавшие на лоб пряди волос. — Позвольте мне кончить, — спокойнее сказал он. — Я искал вашего внимания для того, чтобы указать вам на необходимость гарантирования жизни тех семейств, которые страдают, которые бедствуют в Болгарии…
— В сверхсметных ли кредитах искать эти средства? — крикнул кто-то из правых депутатов.
Георгий стремительно повернулся на возглас.
— Вы утверждаете сверхсметные военные кредиты, — нагнувшись с трибуны в зал, крикнул он, — а для социальных реформ оставляете одни слова. Средства, на которые вы создаете военные организации, вы употребляете не для защиты нации…
— А для чего же? — раздался тот же голос.
— …а сознательно или бессознательно, — продолжал Георгий, — на гибель национальной свободы и независимости народа, не на солидарность с ним, а против него. Народ решительно протестует против политики, направленной на уничтожение свободы и независимости страны!
Когда Димитров сходил с трибуны под аплодисменты «тесных» социалистов, Радославов обмахивал платочком разгоряченное лицо — ему не хватало воздуха. Он провожал Димитрова цепким взглядом до самого его места. Председатель некоторое время сидел, откинув голову на спинку кресла и прикрыв глаза. Потом, взглянув на опустевшую трибуну, с облегчением вздохнул и потянулся к листку с повесткой заседания.
Георгий опустился в свое кресло рядом с Дедом, шумно вздохнул, вновь привлекая к себе этим внимание всего разгневанного зала. Бесцеремонно вытер ладонью пот со лба, словно дровосек после тяжелой работы.
— Браво! — сказал Дед, крепко пожимая его руку. — Браво, Георгий. Ты всегда полон сил и решимости, ты выполнил свою задачу…
VIII
Рано утром на другой день к Георгию пришел знакомый шахтер из Перника — Иван. Георгий увел его в дальний, заросший густыми и уже безлистыми в конце ноября кустами, угол дворика. Светлые и яркие глаза его весело смеялись, когда он окинул шахтера быстрым взглядом.
Иван был худощав и мускулист — неподатлив, как жердина крепи в шахтных выработках. Он скорее все-таки был похож на крестьянина, чем на шахтера, половину жизни проводящего под землей: лицо его и руки с побелевшими от солнца волосками огрубели от ветра на горных склонах. Да он и был наполовину крестьянином. Жил Иван не у самой шахты в Пер-нике, а в одной из окрестных деревень, как и многие шахтеры, в своем крестьянском домике и вместе с женой, выкраивая время от сна и отдыха после работы в шахте, на клочке земли выращивал хлеб и кукурузу. Он стал работать шахтером всего лет восемь назад, когда в семье появились дети и доходов от крестьянского труда не стало хватать. Георгий хорошо его знал, что-то в душе Ивана роднило с ним. Не раз за последние годы убеждался Георгий, каким дельным и нужным работником становился Иван в профсоюзном комитете шахтеров Перника.
— Георгий, тебе надо приехать к нам, — заговорил он и уперся негпущимся пальцем с синим от угольной пыли ободком на ногте в грудь Георгия, словно хотел сдвинуть его с места.
Георгий и не думал отступать, лишь усмехался и выпячивал грудь, словно говоря: «А ну еще разок, толкни-ка покрепче»…
— Взрывникам дают порох, который употребляется для пушек, — продолжал Иван. — Пушечный порох непригоден в шахте. — Он снова нажал пальцем на грудь Георгия. — Приезжай, посмотри, можно ли так работать. Шесть увечий за последнее время…