Выбрать главу

Георгий вынужден был перейти на нелегальное положение. Он руководил начавшейся стачкой железнодорожников из подполья, менял квартиры, избегая показываться днем на улицах. Комитеты забастовщиков собирались то в будке железнодорожного стрелочника, то в доме какого-нибудь рабочего.

Партия призвала всех трудящихся страны поддержать борьбу железнодорожников и почтовых служащих и провести недельную всеобщую политическую стачку. Это была первая за всю историю рабочего движения Болгарии всеобщая политическая стачка, проведенная под руководством Болгарской коммунистической партии.

Героическая борьба транспортных рабочих продолжалась 55 дней. Они вынуждены были отступить перед репрессиями правительства из-за отсутствия единства.

Как-то вечером Георгий пришел в свой дом. Почти каждый день он писал Любе и получал от нее записки через надежных товарищей, а встретились так, точно вечность ничего не знали друг о друге. До полуночи не смыкали глаз, делились пережитым. Люба, как и прежде, бывала в семьях рабочих и рассказала, как тяжело забастовщикам переносить суровую зиму, нехватку продуктов питания.

Рано утром их разбудил громкий стук в ворота. Люба, накинув халатик, бросилась в кабинет, окна которого выходили на улицу, и в щелку между занавесками увидела полицейских.

— Скорее, на чердак! — шепнула она мужу.

— Спрячь! — Георгий выхватил из кармана брюк пистолет, из пиджака пачку прокламаций и протянул Любе. — Лучше, если они схватят меня без этого.

Он быстро подставил стул и открыл узкий люк в потолке. Резким движением выжался на руках и исчез в темноте. Крышка люка бесшумно опустилась на прежнее место.

В дверях появилась мать и молча посмотрела на Любу, стоявшую посреди комнаты с пистолетом и листовками в руках. Мать подошла к ней, взяла пистолет и прокламации, точно это были вязальные спицы и моток шерсти, и сунула в карманы среди широких складок своей юбки. Затем повернулась и неторопливо пошла во двор. Там она долго возилась у калитки, убеждая господ полицейских немного потерпеть, потому что она стара, и ей нелегко вытащить из земли тяжелый лом, который всегда подпирает калитку, если в доме остаются одни женщины.

Когда наконец мать отперла калитку, тучный полицейский — тот, что был здесь недавно, — спросил:

— Что ты тут бормотала? Куда делся твой сын?

— Вы долго спите, господин полицейский, — не отводя глаз, сказала мать. — Мой сын рано уходит на работу.

Начался обыск. Старший полицейский вошел в дом, вслед за ним прошаркала своими туфлями по ступенькам и мать.

— А это что? — спросил полицейский, подняв голову и оглядывая лючок в потолке.

— Чердак, господин полицейский. Слазайте и туда, осмотрите все хорошенько, чтобы потом не говорили, что я что-то спрятала от вас. — Она приволокла за спинку старый стул из угла и поставила его под лючком. — Полезайте, господин полицейский, посмотрите сами.

Полицейский с опаской встал на шаткий стул и приоткрыл дверцу на чердак. Он сунул голову в темноту, но дальше лезть не стал.

— Ладно, — сказал он, опуская дверцу. — Там у тебя один только мусор.

Мать в изнеможении прислонилась спиной к стене, силы внезапно оставили ее.

Пока продолжался обыск, мать хлопотала у очага.

— Господин полицейский, — сказала она, — я приготовила вам кофе. Выпейте по чашечке горячего, на улице холодно.

Тучный полицейский, нагнув голову, взглянул на нее исподлобья и, ничего не сказав, ушел.

— Не сердись, сынок, что я предложила им кофе, — сказала Георгию мать, когда он спустился с чердака в комнату. — Я должна была это сделать, чтобы они поверили в мою глупость. Они, кажется, и впрямь поверили…

Георгий опять исчез надолго. Только в феврале нового года для Любы представилась возможность с ним встретиться. Но какая это была возможность.

От Георгия принесли письмо, в котором говорилось, что общинский совет собирает заседание, где будет голосоваться постановление об увольнении рабочих городского хозяйства и транспорта за участие в стачке. От одного голоса зависит, пройдет ли решение или будет провалено. Враги уверены, что он, Димитров, все еще общинский советник, побоится прийти. Георгий писал, что, выполняя решение партии, он должен открыто войти в зал заседаний и проголосовать. Судьба четырехсот человек зависит от этого. Все меры, чтобы избегнуть ареста, приняты. Он приглашал Любу завтра к началу заседания быть в совете. Там они и увидятся.