Дверь кабинета Ленина растворилась, оттуда стремительной походкой вышел худощавый человек, лицо которого Георгий где-то видел. Секретарша тотчас скрылась в кабинете. Все в Георгии напряглось: сейчас!
Он готовился встать навстречу женщине, как только она выйдет из кабинета, чтобы, не теряя ни секунды, войти к Ленину. Но дверь распахнулась, и в приемную вместо секретарши вышел невысокий, крепко сбитый человек с большим лбом и полными жизни, оживленно светившимися, внимательными глазами. Дверь кабинета осталась распахнутой настежь. «Ленин», — мелькнула мысль. Георгий поспешно встал, не зная, как ему быть, — к нему ли вышел Ленин, и можно ли рассчитывать на его внимание здесь, в приемной.
Ленин окинул Георгия острым, внимательным взглядом с головы до ног и, быстрой походкой приблизившись к нему, с силой пожал его руку.
— Здравствуйте, товарищ Димитров, — мягко сказал он. — Прошу, проходите, пожалуйста! — И так как Георгий в нерешительности топтался у двери, собираясь пропустить Ленина, Владимир Ильич настойчиво, деловито и в то же время мягко повторил: — Пожалуйста, проходите!
Он пропустил Георгия вперед и, пройдя вслед за ним и прикрыв дверь, быстрой, энергичной походкой подошел к столу и пригласил Георгия сесть напротив. С этого момента Георгий уже не видел ни кабинета, ни обстановки в нем — все в его душе заполнил этот невысокий крепкий человек, глаза которого жили ясной, светлой мыслью.
— Вот вы какой! — сказал Ленин, прищурившись, со вниманием оглядывая бородатое, разгоряченное лицо Георгия. — Я слышал о вас, о ваших энергичных выступлениях в парламенте, — когда Ленин произносил слово «энергичных», мягко выговаривая «р», глаза его засветились еще теплее и еще лукавей. — Да, признаюсь, не представлял вас этаким богатырем. — Он негромко засмеялся, вздрагивая всем телом, — Коларов производит иное впечатление… Хотя, впрочем, также весьма благоприятное. Рабочему лидеру архиважна реально ощутимая сила, с которой гармонирует духовная цельность и страсть борца, вышедшего из народа.
Все это Ленин проговорил быстро, с тем же мягким «р», которое здесь попадалось почти в каждом слове и придавало его речи особый, непередаваемый оттенок непосредственности и человеческой простоты.
Георгий торопливо, ощущая, как еще более теплеет его лицо, сказал:
— Я хочу передать вам, Владимир Ильич, горячие поздравления от нашей партии и от трудящихся нашей страны.
Ленин пожал руку Георгию.
— Знаю, ваш народ хороший, храбрый народ, — сказал он с такой сердечностью, что Георгий сразу почувствовал себя спокойнее. — Ленин прищурился и уже с каким-то иным выражением посмотрел на Георгия. — Каково сейчас политическое положение в Болгарии? — спрашивал он. — Какие партии пользуются наибольшим авторитетом? — Опершись обоими локтями о край стола, Ленин подался к Георгию и пристально, с открытым интересом, смешанным с любопытством, смотрел на него. Это был уже другой Ленин, весь устремленный к одной важной для него цели и ждущий от Георгия чего-то нужного для себя. — Что вы скажете, Георгий Михайлович, — так, кажется, вас по батюшке, хотя у болгар и не принято отчество?
Почему-то именно в этот момент Георгий подумал, что Ленин оказался и совершенно таким, каким он, Георгий, представлял его, и в то же время совершенно иным, каким никогда вообразить его было нельзя. Ожидание откровения, с каким смотрел Ленин на Георгия, нельзя было представить себе, не увидев Ленина, и это не совпадало с тем обликом воображаемого человека, с которым Георгий свыкся и жил многие годы.
Но едва Георгий попытался вернуться к «тому» человеку, чтобы сравнить с реальным, сидевшим перед ним, он уже не смог этого сделать и понял, что отныне в его воображении будет жить только один — вот этот живой, реальный, ставший родным Ленин. Осознав это, он внутренне успокоился и, подчиняя свою мысль такой же строгой логике, с какой говорил Ленин, стал рассказывать о Болгарской коммунистической партии, буржуазных партиях, Земледельческом союзе и Стамболийском… Иной раз Георгий не мог дать точного, исчерпывающего ответа, какого ждал Ленин, и тогда говорил, что об этом будет доложено специально, полнее, чем он в состоянии ответить сейчас.
Ленина интересовали особенности политической ситуации в Болгарии, роль монархии, характер иностранного влияния, размеры иностранного капитала, взаимоотношения Болгарии с другими Балканскими государствами. Отвечая на множество вопросов, Георгий невольно вспоминал то, что было с ним самим, то, что он видел и испытал. В его воображении возникали захлестнутые толпами рабочих улицы Софии, искаженные гневом лица рабочих, идущих на ряды полицейских. Он видел ослепительно белые хлопья пены, срывающиеся с губ лошади, верхом на которой сидел офицер и которую он, Георгий, всей силой своей сдерживал за узду, и бешеное лиловое сверкание ее глаз… На какое-то мгновение он позабыл, где находится. Плечи его отвердели, мускулы напряглись, рука непроизвольным движением смяла лист бумаги с заметками, лежащими перед ним на столике. Треск ломавшегося бумажного листа вернул его к действительности. Он глубоко вздохнул и, откинувшись на спинку кресла, стал расправлять острые лучи складок на бумаге.