— Что случилось в городе? — спросила Люба.
— Государственный переворот, — ответил Кюлявков. — Правительство Стамболийского больше не существует. — И, помедлив, добавил: — Это террор!..
Он не увидел в лице Любы ни растерянности, ни страха. Она была лишь немного бледнее обычного.
— Идите, — властно сказала Люба. — Если у вас дело к нему, нельзя медлить.
А сама быстро поднялась к себе и, присев у полки с книгами, достала из потайного места револьвер — тот самый, что мать когда-то прятала в кармане своей шерстяной юбки. Георгий так и не взял его тогда, он не умел как следует стрелять.
Георгия она увидела на втором этаже в издательстве «Освобождение» за столом, без пиджака. Он что-то писал.
Увидев Любу, продолжая писать, он сказал:
— Я ведь просил тебя…
Люба стояла у двери, прислонившись к ней спиной и тяжело дыша. Он поднял глаза, оставил перо, шумно отодвинул кресло и подошел к ней.
— Уходи, — мягко сказал Георгий, — тебе незачем здесь быть. У тебя так хорошо наладилось со здоровьем…
— Сейчас это не имеет значения, — сказала Люба.
— Ты уже знаешь о перевороте?
Она утвердительно качнула головой.
— Воззвание Цека, — сказал Георгий, глазами указывая на стол с бумагами, за которым только что писал.
— Дописывай. Я послежу за улицей.
Люба вынула из сумочки револьвер и встала за шторой у открытого окна. Георгий, нахмурившись, следил за ней.
— Ты умеешь обращаться с оружием?
— Меня научили в Сербии. Эти звери не должны помешать тебе. Садись и кончай воззвание, я никуда не уйду.
Он еще раз глянул на нее и снова сел за стол.
Вскоре пришел Кюлявков.
— О, вы уже здесь! — воскликнул он, увидев Любу у окна и с недоверием поглядывая на оружие в ее руке. — Улицы стали ловушками. Сегодня я не мог оставаться дома со своими рукописями, — заговорил Кюлявков. — Я проник к ючбунаровскому клубу на улице Царь Симеон. Там у дверей стоял наш Вылчо Иванов. Представьте, совершенно спокойный. Это все-таки поразительно! Он даже улыбнулся мне и сказал: «Прошу тебя найди товарищей из Цека и передай им, что мы, коньовинцы и ючбунарцы[2], готовы».
Георгий слушал, устремив на него свой пристальный, полный внимания, горячий взгляд.
— Вернись к нему и скажи, — быстро заговорил Георгий, — пусть будут готовы и ждут указания Цека.
Когда поодиночке собирались члены ЦК, Люба, не слушая уговоров Георгия, оставалась с ним. Она ждала, что каждую минуту ворвутся офицеры или полицейские и начнется жестокая расправа. Она решилась на все, готова была защищаться вместе с Георгием и другими товарищами. Она не могла понять, почему враг медлит. В городе убивали из-за угла, полиция зверствовала, но массовых арестов коммунистов не было.
После двухчасового заседания все члены ЦК подписали воззвание. В нем Центральный Комитет предложил не вмешиваться в борьбу «городской буржуазии против деревенской буржуазии» и выжидать наготове. Ни ючбунарцы, ни коньовинцы, ни коммунисты в других городах и селах Болгарии не получили того, чего ждали: указания ЦК о сопротивлении насилию и кровопролитию в союзе с крестьянской партией Стамболийского…
Изучая события 9 июня, я спрашивал себя: как мог с такой быстротой и неотвратимостью произойти реакционный переворот, кто стоял за ним?
Георгий Димитров ответил на этот вопрос через несколько месяцев после трагических событий, глубокой осенью 1923 года. В своей работе «Кто управляет Болгарией?» он писал, уже будучи в эмиграции, о том, что правительство Цанкова, пришедшее к власти в результате событий 9 июня, представляет собой лишь внешнюю завесу, за которой скрывается другое фактическое правительство — «конвент десяти» — не что вроде боевого органа крупного капитала. Этот «конвент» связан с крупными банками и экспортными фирмами. Они-то в глубокой тайне и финансировали подготовку и проведение переворота 9 июня. В обстановке разобщенности компартии и крестьянской партии Стамболийского реакционерам удалось совершить замышляемое…
Вскоре стало известно, что Стамболийский убит. Весть эта потрясла Георгия. Многое в характере Стамболийского стало открываться как бы заново. Георгий ловил всякие свидетельства о последних днях Стамболийского, и постепенно картина трагедии возникла перед ним во всех подробностях.
В начале лета, после победы на выборах в парламент, Стамболийский уехал отдыхать в свое родное село Славовицу. А спустя несколько дней к нему неожиданно приехал с визитом царь Борис, сын изгнанного из Болгарии Фердинанда.