— Верно, — сказал Георгий, поняв многие русские слова.
— Мы вас внимательно слушаем, — сказал Мастер.
Дед, одобрительно качнув головой, подтвердил:
— Да, так будет всего лучше.
Гость заговорил отрывисто, резковато. Неподвижный взгляд его был устремлен куда-то вниз. Лишь однажды он поднял глаза, и Георгий заметил в них притаившуюся боль.
Его звали совсем не Гурули, настоящее его имя было Ной Буачидзе. Он, сын бедного грузинского крестьянина из Белогор на Кавказе, рано начал жизнь революционера. В декабре 1905 года, во время первой русской революции, боевая дружина Ноя захватила Сурамский туннель. Под сводами туннеля столкнули два паровоза и приостановили железнодорожное сообщение Тифлиса с Кутаисом, Батумом и Поти. На родине Буачидзе ненадолго возникла Квирильско-Белогорская республика. Поражение Декабрьского вооруженного восстания в Москве заставило боевую дружину Ноя спрятать оружие в горах. Буачидзе вместе со своим земляком и школьным товарищем Кикнадзе зимой перешел через Мамисонский перевал на северную часть Главного Кавказского хребта. Зимой дороги через перевал не было. Они пробивались по пояс в снегу. Так удалось избежать ареста и смертной казни за участие в восстании. Позднее Ной приехал в Москву под именем князя Абуладзе. Он не только скрывался от полиции кавказских городов, он искал в Москве встречи с большевиками. Кое с кем ему удалось связаться, по его выдал провокатор, и последовал арест. Несколько месяцев длился поединок со следователями. Царская охранка не могла установить настоящего имени «князя Абуладзе», и все-таки его сослали в Сибирь.
— Ты был в Сибири? — спросил Георгий, не замечая, что называет Буачидзе как давнего друга на «ты». — Мой брат тоже сослан русским царем в Сибирь.
— Куда? — спросил Ной. — Сибирь велика.
Георгий назвал Енисейскую губернию. Нет, там Буачидзе не был. Его сослали в глухое якутское селение, откуда он бежал весной 1911 года, едва вскрылась Лена и вверх по реке пошли суда.
— Теперь ты, как брат мне, — сказал Георгий. — Может, и Никола бежит? — И тут же ответил сам себе: — Не удастся ему, с ним жена и дети, а главное, он болен. Тяжело болен…
Ной многое уже понимал по-болгарски, кое-что переводил ему Дед, иногда вставлял слово Кирков. Слушая Георгия, Ной ничего не отвечал. Дед, видимо, догадывался, что гость молчит не потому, что не понимает — просто не хочет расстраивать Георгия. И Георгий это тоже чувствовал, тяжкое горе сдавило его сердце.
— Да… Трудно в Сибири, — сказал Буачидзе, — особенно нам, южанам. Все считали, что мне конец. Я тоже так думал. Хочу, чтобы ты, — гость взглянул на Георгия, — знал правду о Сибири. Но с Николой, ты говоришь, жена… Она смелая женщина, если поехала с ним. Вдвоем лучше. Я знаю это, потому что был один…
Он отошел и опустился в кресло. Надолго замолчал. Георгий понял: что-то тяжелое у Ноя на душе.
V
Дед приблизился к гостю, пожал его руку, безвольно лежавшую на колене. Кирков, подперев щеку двумя пальцами, наблюдал за ним. Глубокая складка рассекала его высокий лоб.
— Нас роднят, — сказал Дед негромко, — общие судьбы. Нас везде одинаково преследуют, и мы не даем друг другу упасть. В этом наша сила. Не забывайте этого, друзья, даже в самые горькие минуты. А сейчас я также хочу ответить откровенностью на ваш рассказ о себе, Гурули.
Благоев стал рассказывать о том, как он, еще юношей, уехал в Россию, сначала в Одессу, потом в Петроград, стал учиться в университете. Попал в среду революционно настроенных студентов, познакомился с работами Маркса и создал первую в России социал-демократическую группу. Организовали рабочие кружки для изучения марксизма на петроградских заводах, начали издание подпольной газеты «Рабочий». Это была первая попытка издания в России социал-демократической рабочей газеты. Царские власти арестовали его и выслали в Болгарию.
Когда Дед замолк, Кирков заметил:
— Позвольте мне дополнить нашего уважаемого хозяина. Вернувшись на родину из России, Благоев стал пропагандистом марксизма в Болгарии, а потом — создателем и организатором Болгарской социал-демократической партии.
Буачидзе одобрительно качнул головой.
Они помолчали.