— Прекрасная мысль! — воскликнул Георгий, искренне обрадовавшись тому, что она сама, даже не подозревая того, пришла ему на помощь. — Правильно, это великолепная идея.
«Вот какая она! — говорил он потом себе. — А я-то, пожалуй, и не подозревал…»
В том, что она читала «Анти-Дюринг», не было ничего исключительного — все в их кругу изучали философскую литературу. Да иначе и не могло быть! Его поразило другое: чистота, искренность ее огорчений и ее настойчивость.
Но все-таки через несколько дней Георгий решился спросить о лодках.
— Кажется, сегодня, — безразличным тоном начал он, — ты едешь с ребятами в Трептов?
— Да, — ответила она, подняв на него ясные глаза. — Что, есть срочная работа? Я останусь.
— Да нет! — Георгий почему-то смутился. — Я хотел… Просто хотел проветриться немного. Возьмешь меня?
Вильгельмина опустила глаза.
— Хорошо, ребята будут рады…
Она не сумела скрыть своих чувств.
— Поедем! — с ожесточенной решительностью сказал он. — Где они запропастились, твои парни?
Вильгельмина украдкой глянула на него, и тревожная и одновременно веселая усмешка мелькнула в ее глазах.
Через открытое окно с улицы донеслись мужские голоса, негромко и не очень стройно затянувшие песенку: «В маленькой кондитерской сидели мы вдвоем...»
— Это они! — оживленно воскликнула Вильгельмина, бросаясь к окну. Она легла на подоконник и, болтая ногами, заглянула вниз и помахала рукой. На улице запели громче и еще более нестройно, темп мелодии ускорился.
Оттолкнувшись от подоконника и соскочив на пол, девушка перехватила внимательный взгляд Георгия. Улыбка исчезла с ее лица, оно стало холодным и строгим.
XIV
Молча они вышли в вестибюль и стали спускаться по лестнице. Вильгельмина неожиданно остановилась. Георгий тоже остановился, думая, что она что-то забыла.
— Гельмут… — тихо произнесла она и запнулась. — Я хочу сказать тебе, что мы с Куртом решили пожениться… То есть, вернее, мы уже поженились. Фактически… Любовь сильнее бумажки о браке, не правда ли? — продолжала она, стараясь быть спокойной. — Я не хочу менять фамилию и получать паспорт в чужой стране. Мало ли какие осложнения это может вызвать там у нас, на родине! Или, может быть, даже затруднит возвращение…
Георгий хорошо знал Курта по немецкому комсомолу, и это признание обрадовало его.
— Что же… — сказал он и, взяв ее безвольную руку, прикоснулся к ней губами, как и в тот раз, когда они встретились впервые после Москвы.
Когда они вышли на улицу, Георгий решительно подошел к трем парням. Курт, зеленоглазый, невысокий, крепко стоявший на мостовой, с аккуратно зачесанными назад темными прямыми волосами, был среди них.
Берега озера в трептовском парке были утыканы ресторанчиками и открытыми верандами. Зелень плакучих ив спускалась к воде. Весело болтая, они взяли лодку. Первым в нее спустился Георгий и занял место гребца. Начались препирательства с парнями: они требовали, чтобы он, пожилой человек, сел на корму у руля, рядом с Вильгельминой.
— Поехали! — не слушая их, сказал Георгий. Он вытащил весло из уключины и без лишних слов оттолкнулся от пристани.
Он греб спокойно, откидываясь назад и с силой проводя лопасти весел в воде у самой металлически отблескивающей ее поверхности. Буруны от весел закипали уже за кормой. Парни одобрительно покачивали головами.
Курт, сидевший рядом с Вильгельминой, спросил:
— Гельмут, где ты научился так хорошо грести? Никогда не думал. Профессиональная работа!
— Однажды в море мне пришлось грести много часов, — оживляясь, сказал Георгий. — Дело закончилось в общем неудачно, а все-таки я не бросал весел до самого конца, хотя казалось, что не смогу уже больше выдержать…
Он поднял весла. Лодка по инерции легко скользила в воде. С весел падали тяжелые и блестящие, как ртуть, капли. В спокойной воде от капель расходились и вскоре исчезали круги, точно кто-то бросал в воду проволочные кольца и они тонули позади лодки. Георгий сидел, согнув колесом сильную широкую спину, и следил за исчезающими кругами.
— Гельмут, иди сюда на корму, — вдруг позвала Вильгельмина. — Пусть теперь гребет Курт.
Георгий отрицательно покачал головой.
— Удивительная вещь человеческая память, — сказал он, как будто разговаривая с самим собой. — В ней остается только то, что было самым важным в жизни, а все остальное, ненужное, растворяется, точно эти круги на воде. Потому-то человек и остается всегда самим собой… Знаете что! — воскликнул он и обвел оживленным взглядом молодые лица. — В другой раз, ребята, тоже захватите меня. Чертовски хорошо как следует погрести!