От мелькнувшей здесь недавно фигуры тоже исходило впечатление бесконечной старости, а в глазах притаилась мудрость веков. Это была фигура богоподобного существа, хотя в ней отсутствовала божественная доброта.
Одежда существа была сделана из вещества, напоминающего пластик. Клоули неожиданно подумал об изображениях одежды девятнадцатого и двадцатого веков, которые он видел в историческом альбоме.
Октав без всяких объяснений встал и прошел через дверь в соседнюю комнату. Его рука опять скользнула в вырез одежды — и снова в ладони пусто. Он лихорадочно пытался вспомнить о предыдущих событиях, чтобы не оказаться в смертельной ловушке.
Октав исчез в соседней комнате.
Наступила мертвая тишина.
Клоули ждал.
Время текло медленно. Клоули слегка покашлял, потом, неожиданно встав, подошел к двери, ведущей в соседнюю комнату, снова вернулся на свое место и продолжал ждать.
Он задумался о суевериях и мимолетных явлениях в виде призраков в средневековых одеждах. Он размышлял о древней мудрости, которую он увидел в глазах Октава и на лице той, другой фигуры, явившейся в облике человека.
Клоули снова поднялся и двинулся к двери в соседнюю комнату.
Комната, в которую он вошел, была маленькой, скупо меблированной. В ней не было ни окон, ни дверей. Стены совершенно гладкие и чистые.
В комнате не было ни единой живой души.
Глава 5
Октав шел за посланцем в область абсолютной темноты.
Здесь они находились вне пространства, на пороге бесконечности, где даже атомы застыли в неподвижности. Здесь присутствовало лишь движение мыслей — мыслей, сила которых влияла на Вселенную, и эти мысли могли излучать и воспринимать только богоподобные существа.
Однако, кстати заметить, мысли были чисто человеческие, с характерными для всех людей земными помыслами, идеями, порой ошибочными, отражающими человеческие слабости. Они оказались в совсем другой, очень далекой Вселенной. Высокий купол собора, где в полночь шуршала только пара заблудившихся летучих мышей.
Октав настроился на зону, где царствовал лишь мир мыслей.
Он услышал отчетливо различимое, громкое постоянное жужжание Генератора Вероятностей и более тихое потрескивание семи открытых Талисманов. Он чувствовал присутствие семи человеческих существ, собравшихся у Генератора Вероятностей. Терс сделал краткое сообщение, и Октав ощутил неприятие данной информации шестью существами из семи. Он занял свое место — восьмое, последнее.
Терс закончил свой реферат.
— Мы вызвали тебя, Октав, — передал мысли Прим, — чтобы выслушать объяснения твоему в высшей степени странному поведению. Мы узнали, что ты непростительно небрежен. Только дважды возникала необходимость возвращать Талисман, ибо его владельцы погибали насильственной смертью в каком-то из миров. Как же могло случиться, что Талисман похищен, — ведь он реагирует на опасность: немедленно предупреждает, что его разлучают с владельцем?
— Я тоже не могу этого объяснить, — виновато ответил Октав. — Должно быть, какое-то чуждое вмешательство смогло перекрыть предупреждение Талисмана или отвлечь мои мысли. Я заметил пропажу в тот момент, когда был вызван сюда. Если я верно восстановил события, происшедшие со мной на Земле, то, уверен, смог бы идентифицировать человека, в чьи руки попал Талисман, или того, кто его выкрал у меня.
— Был ли Талисман закрыт в это время? — быстро спросил Прим.
— Да, — ответил Октав. — Мысленный ключ к предохранителю известен только мне.
— Ну это, по крайней мере, маленькое преимущество в нашу пользу, — подумал Прим.
— Я совершил ошибку, — продолжал передавать мысли Октав, — но эту ошибку очень легко устранить. Дайте мне другой Талисман, тогда я смогу пойти в тот мир и добыть свой Талисман.
— Так не пойдет, — ответил Прим. — Ты и так слишком долго находился в том мире, Октав. Ты самый молодой в нашем кругу, но твое тело уже состарилось.
— Да, — импульсом передал ответ Октав, не тратя времени на раздумья. — Время течет медленно, когда вы сидите здесь, в вашем удобном уединении, и обмениваетесь замечаниями о событиях, совершаемых в том мире.
— Ты попал под влияние мира и его чувств, — отпарировал Прим. — Кончаю этот вопрос и перехожу ко второму, более важному пункту нашего объяснения.