Уильям Тенн
Трижды «Я»
– А вам не кажется, что вы могли бы все же оторваться от этого комикса и хоть немного послушать, что вам расскажут перед началом величайшего в истории человечества путешествия? В конце концов, рисковать-то вы будете своей макаронной шеей. – Раздражение прямо-таки переполняло профессора Раддла до самых корней его жидких седых волос.
Маккарти покатал во рту комок жевательного табака и сжал губы, потом задумчиво уставился на эмалированную раковину в пятнадцати футах от огромного прозрачного ящика, обмотанного проводами, над которым трудился профессор. Неожиданно из его рта вырвалась длинная коричневая струя и звонко ударилась о бронзовый кран над раковиной.
Профессор подскочил. Маккарти улыбнулся.
– Меня кличут не Макаронная Шея, – заметил он, протяжно выговаривая слова. – Моя кликуха – Гусиная Шея. И ваще меня знают и уважают в каждой американской тюряге, даже здесь, в Северной Каролине. «Маккарти Гусиная Шея, десять дней за бродяжничество» – это будет правильно. Или еще: «Маккарти Гусиная Шея, двадцать дней за пьянство и хулиганство» – это тоже правильно. Но Макаронной Шеей меня не обзывали никогда. – Он помолчал, вздохнул, и кран над раковиной снова звякнул. – Слухай, папаша, я ж тебя чего просил? Чашку кофе да пожевать, может, чего. А с ентой машиной времени ты сам ко мне прицепился.
– Неужели для вас ничего не значит, что скоро вы окажетесь на сто десять миллионов лет в прошлом – в те времена, когда не существовало даже предков человека?
– Не-а. Мне пофигу.
Бывший глава физического факультета Бриндлхэмского бизнес-колледжа с отвращением скривился и уставился сквозь толстые линзы очков на жилистого бродягу с обветренной физиономией, которому он оказался вынужден доверить труд всей своей жизни. Его голова, словно высеченная из гранита, сидела на поразительно длинной и тощей шее; из худого тела торчали длиннющие руки и ноги, а одежда ограничивалась выцветшим свитером цвета хаки с облегающим воротником, заплатанными коричневыми вельветовыми штанами и потрепанными, некогда крепкими башмаками. Профессор вздохнул:
– От вас зависит судьба человеческих знаний и прогресса! Когда вы два дня назад поднялись на гору к моей хижине, вы были усталым и голодным. У вас не было даже медяка в кармане…
– Медяк был. Да токо в кармане оказалась дырка. Так что он где-то здесь в комнате и валяется, медяк-то.
– Ну ладно, ладно. Медяк у вас был. Я вас впустил, накормил сытным горячим завтраком и предложил заплатить сто долларов за то, чтобы вы отправились на моей машине времени в ее первое путешествие. Неужели вам не кажется…
Дзинь! На сей раз это оказался кран для горячей воды.
– …что взамен, – голос коротышки-физика поднялся почти до истеричной визгливости, – что взамен вы могли бы обратить хотя бы минимум внимания на факты, которые я пытаюсь в вас вдолбить, чтобы эксперимент завершился успешно? Вы вообще представляете, какие фантастические искажения потока времени может вызвать даже один ваш небрежный поступок?
Маккарти неожиданно поднялся, и журнал комиксов с яркими цветными картинками шлепнулся на пол в мешанину катушек с проводами, измерительных приборов и исписанных формулами бумажек. Он шагнул к профессору, над которым возвышался как минимум на целый фут, и его наниматель нервно стиснул гаечный ключ.
– Послухай, мистер профессор Раддл, – поинтересовался он с мягкой настойчивостью, – ежели ты думаешь, будто я мало знаю, так чо тогда не едешь сам, а?
Коротышка умиротворяюще улыбнулся:
– Ладно, ладно, не надо снова упрямиться, Макаронная Шея…
– Гусиная Шея. Маккарти Гусиная Шея.
– Никогда в жизни не встречал таких раздражительных личностей. Вы еще упрямее профессора Дарвина Уиллингтона Уокера, главы математического факультета Бриндлхэмского бизнес-колледжа. Он утверждал, несмотря на неоспоримые доказательства, которые я ему представил, что машина времени не будет работать. «Великие изобретения, – упрямо талдычил он, – не произрастают из мелких парадоксов. А путешествия во времени так навсегда и останутся набором мелких и чрезвычайно запутанных парадоксов». В результате колледж отказался выделить средства на практическое подтверждение моих исследований, и мне пришлось перебраться сюда, в Северную Каролину. И продолжать работу на собственные средства. – Профессор сердито нахмурился, вспомнив лишенных воображения математиков и скупердяев.
– Но это не ответ.
Раддл задрал голову. Его лысина, слегка прикрытая редкими пучками растрепанных волос, еле заметно покраснела.