Дейчер писал, что «в то время многим людям казалось, что, по сравнению с другими политическими лидерами, Сталин не обладал наибольшей нетерпимостью. Он был менее злобен в своих атаках на противников, по сравнению с другими триумвирами. В его речах всегда звучали нотки добродушного и немного бодряческого оптимизма, что отвечало преобладавшим благодушным настроениям. В политбюро, когда обсуждались важные политические вопросы, он никогда не навязывал коллегам свои взгляды… Для партийной аудитории он не казался человеком, имевшим личную корысть или затаившим личную обиду. Он казался преданным ленинцем, хранителем доктрины, который критиковал других исключительно во имя дела. Он производил такое впечатление даже в тех случаях, когда он говорил за закрытыми дверями политбюро».
Наконец, Сталин опирался на широкую поддержку в руководстве и среди рядовых членов партии потому, что он был инициатором тезиса о построении социализма в одной стране. Это положение предполагало быстрое развитие отечественной промышленности, создание новых городов, модернизацию деревни, не дожидаясь мировой революции. Стремление осуществить такое преобразование страны отвечало настроениям широких партийных и рабочих масс.
Необходимость укрепления экономики страны и ее оборонного потенциала вновь была продемонстрирована в 1927 году, когда международная обстановка обострилась и встал вопрос о возможности новой интервенции против СССР. Сигналом к разговорам о новой войне стала грозная нота английского министра иностранных дел О. Чемберлена в адрес СССР от 23 февраля 1927 года. В любом политическом выступлении этих дней звучала международная тема. Видимо, не случайно писатели И. Ильф и Е. Петров, описывая открытие трамвайной линии 1 мая 1927 года в Старгороде, изобразили, как председатель Старкомхоза Гаврилин в своем выступлении на митинге по случаю этого события сбился на рассказ о международном положении СССР и никак не мог остановиться, пока не высказал все, что он знал про Чемберлена, Муссолини и правящие круги Румынии.
Не удивительно, что 9 мая 1927 года Г.Е. Зиновьев, выступая в Колонном зале Дома союзов на собрании по случаю 15-летия «Правды», перешел на международную тематику. Однако его многочисленные слушатели (а речь Зиновьева транслировалась по радио) были удивлены острой критикой, с которой оратор обрушился на внешнюю политику СССР в Англии и деятельность Коминтерна в Китае. В отличие от Гаврилина, Зиновьев не случайно сбился на международную тематику.
Еще до выступления Зиновьева Троцкий, находившийся на отдыхе в Гаграх, направил в марте и апреле в политбюро целый ряд записок, в которых критиковалась тогдашняя политика СССР и Коминтерна в Англии и Китае. Аналогичная критика содержалась и в записках Зиновьева, направленных им в политбюро и президиум ЦКК в апреле 1927 года.
Грандиозная забастовка в сердце крупнейшей Британской империи и развитие революционного движения в Китае – самой многочисленной стране мира, являлись для Троцкого мощным аргументом в пользу скорого начала мировой революции. Происходившие события позволяли ему подчеркивать зависимость событий в СССР от мировых процессов. В своем проекте резолюции по хозяйственному вопросу к XV партконференции он писал: «Ни на одну минуту партия не должна забывать о том, что хозяйство СССР может развиваться только как часть мирового хозяйства… Зависимость хозяйства СССР от мирового хозяйства… должна будет в дальнейшем не ослабевать, а возрастать». Этот довод служил Троцкому для борьбы против теории построения социализма в одной стране. В своей записке «Теория социализма в отдельной стране» он доказывал необходимость того, чтобы «не только теоретическая несостоятельность, но и политическая опасность теории социализма в одной стране должны быть поняты и оценены не только ВКП, но и Коминтерном в целом».
В то же время поражение всеобщей стачки, объявленной Генеральным советом тред-юнионов Великобритании, и переворот, совершенный Чан Кайши и сопровождавшийся массовыми расправами с коммунистами, означали для Троцкого и его союзников провал политики Советского правительства и Коминтерна. Троцкий объявил себя и своих сторонников «левым крылом» международного рабочего движения и провозгласил намерение «всеми силами вести внутри Коминтерна борьбу за изменение… грубо оппортунистической политики». Он открыто бросал вызов линии «Сталина, против опасности, о которой предупреждал Ленин». Троцкий выражал уверенность, что «линия будет исправлена» и «революционный большевизм победит».
Политбюро не реагировало на записки Троцкого и Зиновьева, но попытка Зиновьева обратиться по радио к широкой аудитории была тут же встречена сокрушительными контратаками. 10 мая бюро Московского комитета ВКП(б) и 11 мая бюро Ленинградского комитета ВКП(б) охарактеризовали выступление Зиновьева как «величайшее преступление перед партией, нарушающее обещание прекратить фракционную борьбу, данное Зиновьевым и другими лидерами в заявлении от 16 октября 1926 года, как неслыханное нарушение партийной дисциплины». Московское и Ленинградское бюро просили ЦК и ЦКК ВКП(б) привлечь Зиновьева к партийной ответственности. 12 мая ЦК ВКП(б) объявил выступление Зиновьева «дезорганизаторским» и передал его дело в ЦКК ВКП(б). В ответ лидеры оппозиции направили заявление в Центральный Комитет ВКП(б), подписанное 25 мая 83 членами партии. Для своего нового политического наступления на руководство партии оппозиционеры создали очередной блок из участников уже разбитых фракций и группировок. Еще в декабре 1925 года, выступая на съезде партии, Сталин заметил по поводу склонности к созданию блоков одного из лидеров оппозиции Лашевича, который, хотя «с апломбом выступал против комбинаторской политики, сам оказался в числе комбинаторов… Что ж, Бог с ним». Сталин высмеивал тех, кто «собирались и всякие комбинации строили насчет органов ЦК. Что же, это их дело, пусть комбинируют». (Видимо, в то время слова «комбинатор» и «комбинации» использовались главным образом как синонимы слов «мошенник» и «мошенничество». Именно в это время был написан роман «Двенадцать стульев», в котором описаны похождения великого комбинатора Остапа Бендера в 1927 году.)
«Заявление 83» открывалось обвинением руководства партии в неверной политике в Китае: «Серьезные ошибки, допущенные в деле руководства китайской революцией, способствовали тяжелому поражению, из которого можно выйти, только вернувшись на путь Ленина». Оппозиция обвиняла руководство ВКП(б) в том, что оно неправильно оценивало обстановку и давало ошибочные советы Компартии Китая в отношении правящей партии Гоминдана. В дальнейшем редкое выступление оппозиционера обходилось без детальных разборов ситуации внутри Гоминдана. При этом оппозиционеры считали политбюро виновным в перевороте Чан Кайши и его расправе над китайскими коммунистами.
Не менее суровой критике подвергалась политика руководства ВКП(б) в отношении английского рабочего движения. Вопреки фактам, не сотрудничество советских профсоюзов с английскими, вызывавшее беспокойство у правящих кругов Англии, а отсутствие прямого вмешательства ВКП(б) в дела рабочего движения объявлялось причиной возросшей агрессивности Англии против СССР. Оппозиционеры клеймили политбюро за сотрудничество с Генеральным советом тред-юнионов через «Англо-Русский комитет». Они утверждали, что такое сотрудничество привело к тому, что была упущена возможность революции в Великобритании.
Объявив, что партийное руководство отошло от ленинских принципов во внешней политике, «заявление 83» находило корень зла в «теории социализма в одной стране», которая объявлялась «неверной», «мелкобуржуазной», «не имеющей ничего общего с марксизмом». «Неправильная политика», исходящая из этой теории, утверждалось в «Заявлении», «ускоряет рост враждебных пролетарской диктатуре сил: кулака, нэпмана, бюрократа».