Не теряя ни минуты, Троцкий прямо с вокзала направился на заседание Петроградского Совета. К его разочарованию, человек, который был наиболее близок к Троцкому, председатель Петроградского Совета «Чхеидзе, неизменный председатель того времени, сухо приветствовал меня». Все же Троцкого, как бывшего председателя Петросовета 1905 года, было решено включить в Исполком Совета с совещательным голосом. Троцкий замечал: «Я получил свой членский билет и свой стакан чаю с черным хлебом». Троцкий с семьей смог устроиться в «каких-то «Киевских номерах», в одной комнате, да и той добились не сразу».
Первое выступление Троцкого в Петроградском Совете было совсем не похожим на те пламенные речи, которые он произносил в Технологическом институте в 1905 году. По словам очевидца этого выступления Н.Н. Суханова (Гиммера), Троцкий «явно нервничал, переживая по поводу своего дебюта и ощущая… взоры незнакомой массы людей и враждебные взгляды «социал-предателей». Дейчер отмечал, что Троцкий начал речь с осторожных замечаний, «превознося величие революции». Это помогло ему обойти вопрос, который стоял в повестке дня: отношение Совета к министрам-социалистам из Временного правительства. Вместо этого Троцкий рисовал панораму апокалиптических баталий, провозглашая, что Россия «открыла новую эпоху, эпоху крови и железа, уже не борьбы народа против народа, а страдающих и угнетенных классов против их правителей». Это выступление, состоявшее из общих фраз, свидетельствовало о том, что Троцкий еще не обрел уверенности в том, какое положение он занимает в революции и какой курс он будет проводить.
Через 20 дней после этой речи Троцкий выпустил брошюру «Программа мира», в которой изложил свое представление о задачах, стоявших перед российской революцией. В брошюре подтверждалась верность Троцкого теории перманентной революции. Троцкий вновь утверждал, что революционное движение, начавшись в одной из европейских стран, «сможет успешно развиваться и прийти к победе только как общеевропейское. Оставаясь изолированным в национальных рамках, оно оказалось бы обречено на гибель… Спасение русской революции – в перенесении ее на всю Европу… Рассматривать перспективы социальной революции в национальных рамках значило бы становиться жертвой той самой национальной ограниченности, которая составляет сущность социал-патриотизма».
Говоря об общеевропейской революции, Троцкий, видимо, не считал ее возможным итогом мировой войны. Хотя он объявлял реализацию ленинского лозунга о перерастании империалистической войны в Гражданскую наиболее благоприятным завершением мирового конфликта, Троцкий сомневался в такой концовке. Он полагал, что «наиболее вероятный исход войны– вничью… без победителей и побежденных». Именно такому итогу войны, по мнению Троцкого, соответствовал лозунг «мир без аннексий». Однако Троцкий замечал, что осуществление такого лозунга лишь закрепило бы несправедливость границ 1914 года.
С точки зрения Троцкого, более справедливым было бы изменение границ с учетом права наций на самоопределение. Однако Ленин не случайно обвинял Троцкого в лицемерном принятии им этого лозунга: формальное признание Троцким значения национальной культуры и национального языка снижалось его заявлением о наличии «прогрессивной» тенденции «окончательно вырваться из идиотизма национальной ограниченности», которую он уподоблял «идиотизму ограниченности деревенской и областной». «Гражданину мира» были глубоко чужды потребности людей в сохранении национальной культуры и этнической самобытности. Принцип национального самоопределения Троцкий принимал с большими оговорками: «Право на национальное самоопределение не может быть устранено из пролетарской программы мира; но оно не может претендовать на абсолютное значение: наоборот, оно ограничено для нас встречными и глубоко прогрессивными тенденциями исторического развития».
Троцкий решительно выступал за интернационализацию мирового хозяйства. При этом Троцкий довольно туманно объяснял, почему уничтожение национальных границ поможет удовлетворению права народов на самоопределение, ограничиваясь бездоказательной декларацией: «Предпосылкой самоопределения больших и малых наций Европы является государственное объединение самой Европы. Только под кровлей демократически объединенной Европы, освобожденной от государственно-таможенных перегородок, возможно национально-культурное существование и развитие, освобожденное от национально-экономических антагонизмов на основе действительного самоопределения». По сути, Троцкий отстаивал идею «национально-культурной» автономии, которая была выдвинута австрийскими социалистами и была поддержана в России только «Бундом». Эта идея была уже давно осуждена Сталиным в его работе «Марксизм и национальный вопрос», а эта работа получила полное одобрение Ленина.
Не «мир без аннексий», не «право народов на самоопределение», а Соединенные Штаты Европы – без монархий, постоянных армий и тайной дипломатии, – вот что должно было стать, по мысли Троцкого, «важнейшей составной частью пролетарской программы мира». При этом Троцкий подчеркивал, что «Соединенные Штаты Европы станут лишь одной из двух осей мировой организации хозяйства. Другой осью явятся Соединенные Штаты Америки». О том, что такая программа могла вполне отвечать требованиям международной буржуазии, подтвердил опыт 50-80-х годов нынешнего века, когда создание европейского «Общего рынка», а затем и его политических структур явилось одним из важнейших направлений в политике ведущих западных держав. По сути, Троцкий выдвигал те идеи, которые затем легли в основу проектов «нового мирового порядка» и глобализации.
Провозглашая лозунг Соединенных Штатов Европы, Троцкий отводил России место поля боя за европейскую интеграцию. Сохраняя верность идеям Парвуса, Троцкий исходил из того, что революция в России должна была лишь способствовать созданию «демократически объединенной Европы, освобожденной от государственно-таможенных перегородок».
«Программа мира» стала идейно-политическим манифестом особой группы в социал-демократическом движении, которую возглавил Троцкий. Вокруг него группировался актив «Нашего слова», его знакомые по Вене, Цюриху, Парижу и Нью-Йорку: А.В. Луначарский, Д.Б. Рязанов, Д.З. Мануильский, М.Н. Покровский, А.А. Иоффе, М.С. Урицкий, Л.М. Володарский, Л.М. Карахан, К.К. Юренев. Эти люди возглавили так называемую Межрайонную организацию («Межрайонку»), объединявшую около 4 тысяч социал-демократов. Троцкий организовал выпуск газеты межрайоновцев – «Вперед». Однако, как и издававшаяся им венская «Правда», эта газета выходила нерегулярно (за несколько месяцев 1917года вышло номеров) и распространялась с трудом.
Хотя на первых порах после своего приезда в Россию Троцкий пытался играть особую роль в жизни страны, роковое опоздание к началу революции заставляло его и членов «Межрайонки» искать союза с другими партиями. Явное нежелание меньшевиков, уже закрепившихся в руководстве Советов, предоставить Троцкому нечто более значительное, чем совещательный голос в Петроградском ЦИК, заставило его искать сближения со своими политическими противниками – большевиками. 7 мая Троцкий встретился с руководителями большевиков Лениным, Зиновьевым, Каменевым. В ходе беседы он, как обычно, говорил о необходимости единства действий революционных сил, но 10 мая 1917 года, выступая на конференции «межрайонцев», Троцкий решительно заявил: «Я называться большевиком не могу… Признания большевизма требовать от нас нельзя». Ленин же видел в позиции Троцкого типичную неустойчивость мелкого буржуа. В своем плане доклада, с которым он выступал на апрельской конференции, Ленин записал: «Колебания мелкой буржуазии (Троцкий… Ларин и Биншток, Мартов, «Новая жизнь»)».
Но почему большевики пошли на сближение с Троцким? Казалось бы, годы борьбы с Троцким создали непреодолимую преграду между ним и большевиками. Ленин не пожелал возобновлять связи с ближайшим другом Троцкого Парвусом, когда стал вопрос о возвращении большевиков на родину. Еще в апреле 1917 года Ленин считал Троцкого представителем классово чуждой мелкой буржуазии. Для многих видных деятелей большевистской партии, вроде Сталина, Троцкий был олицетворением идейно-политической беспринципности.
Видимо, по мере развития революции большевики полагали, что ее будущее будет во многом зависеть от международных обстоятельств. Поэтому обширные международные связи Троцкого и возглавляемой им «Межрайонки» как в мировом социалистическом движении, так и среди представителей международной буржуазии могли оказаться полезными для большевистской партии. Если большевики могли пойти даже на прямое соглашение с германским генеральным штабом в вопросе о переезде в Россию, то тем более они не стали останавливаться перед заключением блока с бывшими членами РСДРП, имевшими связи с влиятельными буржуазными кругами.