Выбрать главу

Опытному и трезвому политику не могло не быть ясным, что в условиях, когда политическая мафия, в каковую все более превращалась компартия, осуществляет бесконтрольную власть в стране, самой этой мафией можно управлять только диктаторскими и преступными методами, и декорум демократии, демократического централизма — это лишь средство сокрытия реального положения вещей, закрепления узды на шее неопытной, малообразованной и попросту глупой и доверчивой членской массы.

В то же время руководящие круги, карьеристы, идеологи и пропагандисты отлично сознавали цену «внутрипартийной демократии», и, разумеется, Троцкий был в числе первых среди них. Не чем иным, нежели тактическим приемом в борьбе против сталинской власти, не было его требование демократии в партии, в условиях которой, как он тщетно надеялся, оппозиция «нормальными методами завоюет пролетарское ядро партии»[95].

В противовес Сталину и в то же время симметрично ему Троцкий всячески оправдывал все то, что делалось при Ленине. Через многие документы вновь и вновь проходит решительное противопоставление того периода, когда во главе советской России и международных коммунистических сил стояли Ленин и он сам, и периода, начавшегося примерно с 1923 г., когда стала нарастать концентрация власти в руках сталинской группы, а сам Троцкий постепенно, но во все большей степени оказывался на властной периферии. Троцкий многократно пытался снять вину с большевистского руководства первых лет после Октября 1917 г., и прежде всего, естественно, с себя самого, за ужасы и кровопролитие периода Гражданской войны и непосредственно после нее. Он утверждал, что диктатура пролетариата не обязательно связана с кровавым террором, может носить мягкий характер. Но почти всегда в подобных рассуждениях сразу же оказывалось, что это, мол, относится к развитым нациям, а диктатура пролетариата в России была установлена в слаборазвитой крестьянской стране. Противопоставление ленинского периода сталинскому — одна из главных тем всех крупных работ Троцкого периода эмиграции, прежде всего его мемуарной книги «Моя жизнь» и объемистой «Истории русской революции». Красной нитью эта тема проходит и через документы, публикуемые в настоящем издании.

Прежде всего Троцкий всячески оправдывал большевистский террор того времени, когда сам он находился у власти и был к этому террору причастен, и бичевал сталинский, то есть тот же большевистский террор, из своего зарубежного далека.

Уже в 1933 г. в публицистике Троцкого всплывает болезненный вопрос о кровавом подавлении большевистской властью Кронштадтского восстания 1921 г. (или, как предпочитал выражаться Троцкий в полном согласии с писаниями большевистских идеологов внутри СССР, Кронштадтского «контрреволюционного мятежа»). Схема, которая позволяла ему продолжать упорное одобрение беспощадной расправы над остававшейся на советской, но оппозиционной большевизму платформе бывшей «крепостью революции», состояла в том, что в Кронштадте, мол, положением овладела крестьянская, мелкобуржуазная контрреволюция, на смену которой, в случае ее успеха, неизбежно пришла бы «крупнобуржуазная контрреволюция». Позже ряд бывших сторонников Троцкого или же тех, кто только начинал отходить от него (А. Цилига, В. Серж, М. Истмен и др.), открыто поставили вопрос о его вине за зверскую расправу над кронштадтскими матросами и рабочими. Троцкий отрицал свое прямое участие в подавлении восстания (на самом деле именно он, находясь в своем поезде под Петроградом, осуществлял общее руководство действиями Красной армии против повстанцев), однако полностью брал на себя морально-политическую ответственность за кровавые репрессии.

вернуться

95

Бюллетень оппозиции. 1929. № 6. С. 1.