Ваши соображения насчет того, что не нужно «недомолвок» и «полугодового размышления», как видите, совсем неуместны. Какие у меня могут быть мотивы для недомолвок? Если вы подумаете, то убедитесь, что таких мотивов у меня быть не может.
С товарищеским приветом
19 сентября [19]29 [г.]
Письмо А. Монтегю[276]
Дорогой товарищ Монтегю!
Я вам не отвечал так долго в силу стечения ряда неблагоприятных обстоятельств: я остался временно без иностранных сотрудников, а русская моя сотрудница была в отпуску. Писать же большое письмо от руки — трудно и требует слишком много времени.
Сперва о деловых вопросах.
Я сейчас от русского книжного рынка совершенно оторван и в настоящий момент не могу, к сожалению, дать вам никаких советов. Но я напишу своему младшему сыну[277], который более или менее следит за новинками русской литературы, и через него смогу получить все наиболее выдающееся. Я сделаю это тем охотнее, что я и моя семья будут рады возобновить таким образом свою связь с текущей русской литературой.
Теперь о Вашем предложении насчет Англии. Разумеется, я по-прежнему стремлюсь изо всех сил перебраться в Англию, как по соображениям здоровья, так и по соображениям работы. Ваш план в общем я считаю приемлемым и осуществимым. Любая комиссия любых врачей признает необходимость медицинской помощи. Я думаю также, что со стороны турецкого правительства можно было бы получить заявление о его готовности принять меня обратно по окончании моего пребывания в Англии. Но я мог бы решиться обратиться к турецкому правительству с соответственным вопросом лишь в том случае, если бы был абсолютно уверен в том, что британское правительство даст мне визу. В противном случае я рисковал бы попасть в очень невыгодное и неблагоприятное положение. Вы понимаете, что если бы после моего соответственного запроса у турецкого правительства британское правительство отказало бы мне все же в визе, то мое положение в Турции несомненно ухудшилось бы. Вот почему я могу решиться на обращение к турецким властям лишь в том случае, если доступ в Англию мне будет обеспечен заранее.
Благожелательные заверения отдельных министров за кулисами дают, вообще говоря, очень мало. Вы знаете, как было дело в Германии: не только президент рейхстага, но и ряд министров высказывались в частных беседах вполне положительно. А кончилось тем, что мне отказали в визе.
Вот почему я прошу вас произвести более серьезную и точную разведку. Думаю, что в этом деле может быть полезен Пэтон[278], секретарь Независимой рабочей партии, от которого я получил даже формальное приглашение прочитать доклад в летней школе Независимой рабочей партии, — до такой степени Пэтон не сомневался в том, что я получу визу. И в дальнейшем Пэтон предпринял ряд шагов, чтобы добиться визы от своих министров. Во всяком случае, в информации он вам не откажет.
Я вам очень благодарен за то, что вы уже написали о себе с некоторой подробностью. Это для меня не только интересно, но и поучительно, так как приоткрывает для меня некоторый уголок английской жизни, с которой я слишком мало знаком. Между тем судьба Англии интересует меня сейчас в высшей степени — наряду с развитием Америки.
То, что печатается в «Обсервер»[279], — это не автобиография, а короткие выдержки, сокращенные американским агентством для газетных потребностей. Автобиография представляет собой большую книгу, в пятьсот — шестьсот страниц, которая должна в октябре выйти в Нью-Йорке у Скрибнера и одновременно в Берлине и в Париже. Я, разумеется, пришлю вам немедленно эту книгу по выходе ее в свет.
Кстати: вы, надеюсь, получили мою французскую книгу, которая представляет собой скорее сборник документов, чем книгу[280].
Теперь хочу перейти к политическим вопросам. Вы совершенно правы, что очень трудно высказываться об этих вопросах в письме, когда слишком мало знаешь собеседника, т. е. когда не было предварительных длинных разговоров. Если бы ваши деловые поездки дали вам возможность остановиться по пути в Константинополе, я был бы очень рад видеть вас своим гостем и завязать таким образом личное знакомство, которого переписка заменить, разумеется, не может. Но в ожидании этого приходится все же сделать попытку объясниться путем переписки.
Вы говорите много интересного и правильного относительно британского эмпиризма, склонности к компромиссам и проч. Несомненно, что эта национальная традиция, в которой резюмируются навыки и приемы господства британской буржуазии, представляет собою в высшей степени важный момент в политике. Кто в практической работе не принимал бы в расчет этой инертной национальной традиции, тот непременно рисковал бы расшибить себе нос. Но решает все же не сила национальной инерции и психологической традиции, а сила экономических факторов. В истории бывало уже не раз, что чем консервативнее была традиция существующего режима, тем катастрофичнее он обрушивался в конце концов под ударом экономических сил.
276
Монтегю Айвор (1904–1984) — британский публицист, киносценарист и режиссер. В конце 20-х — начале 30-х гг. поддерживал связь с Троцким, но к коммунистической оппозиции не присоединился. С 1931 г. коммунист.
277
Речь идет о Седове Сергее Львовиче (1908–1937) — сыне Троцкого от Н.И. Седовой, инженере. В 1935 г. был арестован по так называемому «кремлевскому делу», сослан в Красноярск. В начале 1937 г. был вновь арестован, отправлен в концентрационный лагерь в Воркуту, а в октябре того же года расстрелян.
278
Пэтон Джон (1886–1977) — секретарь Независимой рабочей партии Великобритании в 1926–1933 гг. В начале 30-х гг. поддерживал связь с Троцким и обсуждал с ним вопрос о возможности создания нового Интернационала.
280
Имеется в виду книга Троцкого «Что и как произошло?». В сборник во шли статьи, освещавшие позиции объединенной оппозиции в ВКП(б), обстоятельства высылки Троцкого и вопрос, возможна ли замена Советов в СССР буржуазной демократией. В приложении были опубликованы несколько документов Троцкого.