Всѣ четыре статьи представляли сплошной наборъ изысканныхъ ругательствъ по моему адресу, безъ малѣйшей попытки привести хотя бы самую короткую цптату изъ моей замѣтки для характеристики моихъ наивныхъ и глупыхъ поползновеній провинціальнаго дпллетапта въ области литературныхъ упражненій, осмѣлившагося выступить противъ признаннаго корифея русской публицистики.
Въ своей парижской газеткѣ Троцкій попрежнему неутомимо продолжалъ заполнять двѣ маленькія странички, имѣвшіяся въ его распоряженіи, нападками на францупопъ п союзпикопъ, п также упорно замалчивать дѣяпія Германіи !і ея союзниковъ. Оставалось только уднвлять-ся тому, какъ французское правительство терпѣло у себя такую занозу, хотя и м'ілош.кум, но оп. того не менѣе назойливую.
Наконецъ, чаша его терпѣнія переполнилась, и газетка была окончательно закрыта, а Троцкій былъ арестованъ.
Кго выслали изъ предѣловъ Франціи, п онъ попалъ въ Испанію. Правительство Испаніи, возможно подъ давленіемъ французскаго, также не пожелало имѣть его у себя на свободѣ, н ему грозила ссылка чуть ли не въ Новую Каледонію. Благодаря вмѣшательству амерпкап-скнхъ соціалистовъ, ему были высланы деньги на дорогу, и онъ пріѣхалъ въ Ныо-Іоркъ.
Глава десятая.
ВЪ АМЕРИКѢ.
Мптпнгъ-встрѣча въ Нью-Іорі;ѣ. — Рѣчи о "немедленномъ прекращеніи военныхъ дѣйствій на фронтахъ". — "Реакціонная имперіалистическая Антанта” и “прогрессивная” Германія. — Грядущая "міровая революція”.
Какъ только стало извѣстно, что Троцкій пріѣзжаетъ въ Нью-Іоркъ, мѣстныя соціалистическія газеты начали кампанію подготовки и обработки публики для достойной встрѣчи гостя.
Обстоятельства были болѣе, чѣмъ благопріятны для того, чтобы провести эту кампанію въ чисто американскомъ масштабѣ и размѣрахъ: старый борецъ за свободу и демократію Россіи (Троцкій тогда еще былъ сторонникомъ свободы и демократіи), соціалистъ и революціонеръ, изгнанный изъ Австріи, недопущенный въ Германію, преслѣдуемый во Франціи и Испаніи, подвергшійся травлѣ во всей Европѣ за свою горячую и самоотверженную преданность идеѣ мира, — чего больше надо для антп-мплп-тарпстпческп настроенныхъ читателей соціалистическихъ газетъ, каждый день подогрѣвавшихъ энтузіазмъ своихъ читателей все новыми свѣдѣніями о прежней и теперешней дѣятельности Троцкаго.
Не только “Форвертсъ”, “Новый Міръ’’ и “Коллъ’' были полны статьями о немъ, но и кой-гдѣ въ буржуазной прессѣ появились благожелательныя замѣтки объ ожидаемомъ гостѣ: вѣдь онъ былъ не только анти-милитаристомъ, но и дѣятельнымъ участникомъ борьбы за русскую свободу, къ которой въ Америкѣ всегда относились съ большимъ сочувствіемъ.
Прежде, чѣмъ Троцкій успѣлъ ступить на американскую почву, опытные интервьюеры отъ мѣстныхъ газетъ поспѣшили учинить ему самый строгій допросъ о прежней и теперешней жизни, о политическихъ взглядахъ, идеяхъ, планахъ, — обо псемъ, что ому хорошо извѣстно, мало извѣстно, совсѣмъ неизвѣстно и но можетъ бить извѣстнымъ.
На другой день въ соціалистическихъ газетахъ появились подробные отчеты объ этихъ интервью. “Форвертсъ” помѣстилъ самую б<иыіі\ю статью, зашілнивъ ею чуть по полстраипцы обширнаго формата. На слѣдующій день появилось продолженіе и т. і.. и т. д.
На одномъ изт. тапнхъ интервью Троцкій, осаждеп-пый полудюжиной нпторпыо.ірмвт., полынопный такимъ неожиданнымъ пріемомъ и помпой, замѣтилъ: “Никоіда на самомъ строгомъ допросѣ жандармовъ я такъ не потѣлъ, какъ теперь, подъ перекрестнымъ огнемъ этихъ спеціалистовъ своего дѣла”.
Въ газетахъ помѣщались его портреты, старые и только что схваченные въ разныхъ позахъ п іюложепінхь.
Вскорѣ по пріѣздѣ 'Грецкаго въ Нью-Іоркъ въ честь его былъ устроенъ, та кт. называемый, Неггрііші пі. “Куперъ Юніонъ”.
Понятно, митингъ атоп. всячески рекламировался предварительно н въ статьяхт. и въ объявленіяхъ съ чисто американскимъ размахомъ и шумомъ.
Я, конечно, рѣшилъ пойти на этотъ митингъ. Хотя я пришелъ съ значительнымъ опозданіемъ, снаружи, вопреки ожиданію, не было никакой толпы, залъ быль ночгн пусть, и я моп. занять мѣсто въ одномъ изъ переднихъ рядовъ.
И помню такое собраніе въ атомъ самомъ аалѣ въ 1012 году, когда такой же Ксссрііоп Мссііпр былъ устроенъ вь честь Дейча. Задолго до часа, объ явленнаго для начала митинга, залъ былъ переполненъ. Не только вся платформа на сценѣ, псѣ сидѣнія нт. амфитеатрѣ и псѣ проходы были заняты, было нанято все пространство позади сидѣній, между сидѣніями и сценой, даже на подоконникахъ: гдѣ только можно было онереті.ея ногой, стоялъ человѣкъ. Такъ широко популярно было имя Дейча, пріѣхавшаго для скромнаго дѣла редактированія маленькой русской газеты.
Теперь же самой искусной рекламы, съ игрой на самыя чувствительныя струны эмигрантской массы, очевидно, оказалось недостаточно для того, чтобы за ночь создать популярность человѣку, жившему до этого далеко за океаномъ н до сихъ поръ громадному большинству, з.апол-няющему обыкновенно залы такихъ митинговъ, совершенно неизвѣстному.
Залъ наполнялся очень медленно, п собраніе пришлось открытъ прп наполовину пустомъ залѣ, послѣ того, какъ время, назначенное для начала, давно прошло.
Опять, въ полномъ согласіи съ установленнымъ обычаемъ, прежде, чѣмъ было дано слово Троцкому, выступило множество ораторовъ, на разныхъ языкахъ изощрявшпхся въ дпфирамбахъ высокому гостю, но особенно надрывался представитель редакціи нѣмецкой соціалистической газеты уіоре, который рвалъ и металъ (онъ былъ, конечно, “интернаціоналистомъ” и желалъ побѣды нѣмцамъ) и изъ кожи лѣзъ, чтобы возможно выше превознести “нашего дорогого учителя”, совершенно забывая, что, по крайней мѣрѣ, три четверти собранія, незнавшаго нѣмецкаго языка, его совсѣмъ не понимало.
Какъ Троцкій, писавшій по-русски, могъ стать учителемъ нѣмца .Іоре, русскаго языка совсѣмъ не знавшаго, и какіе ученые труды, хотя бы на русскомъ языкѣ, имѣлъ въ виду усердный дпфпрамбпстъ, такъ и осталось его личной тайной. Неужели брошюрка “Война и Интернаціоналъ” такъ просвѣтила неприхотливаго ученаго редактора?
Когда публика была въ достаточной мѣрѣ утомлена этой нестройной многоязычной арміей ораторовъ, выступилъ самъ виновникъ торжества Троцкій, встрѣченный дружными апплодпсмептамп.
Извѣстно, что въ Америкѣ популярность оратора измѣряется промежуткомъ времени, втеченіе котораго ему мѣшаютъ начать его рѣчь болѣе пли менѣе неистовыми выраженіями любви, уваженія и преклоненія: апплодпс-ментамп, свистомъ, топаньемъ ногъ и т. и. очень несложными. но оттого не менѣе шумными пріемами.
Это называется “сЬеегіп<*”.
Неизвѣстно, сколько времени продолжался бы “сЬеег-іп§” въ честь Троцкаго, если бы онъ, не успѣвъ еще пріобрѣсти вкуса къ американскимъ угощеньямъ, рѣзко не пресѣкъ его въ самомъ началѣ явными знаками нетерпѣнія, и не началъ свою рѣчь, не взирая на самый разгаръ аппло-дпсментовъ, послѣ того какъ знаки нетерпѣнія не произвели должнаго эффекта.
Публика моментально присмирѣла.
Трудно высказывать сужденіе объ ораторскпхь до-стоипствахъ противника. Тѣмъ пе менѣе, я долженъ со-апаться, что эта рѣчь Троцкаго произвела па меня очень сплыюе впечатлѣніе, просто еъ художественной стороны. Слушая его, я испытывалъ истинное эстетическое наслажденіе, цѣльное, несмотря па то, что я рѣшительно отвергалъ всю идею, на которой опа была построена. Это былъ образенъ ораторскаго искусства.
Я слушалъ его много раза, послѣ этого. То былп иногда рѣчи посредственныя, были хорошія, былп п очень хорошія. По такой, какъ ота, я больше не слыхалъ. Троцкій. несомнѣнно, къ пой тщательно подготовился, па что имѣлъ рѣдкую возможность; н подготовился такъ, какъ онъ къ другимъ рѣчамъ несомнѣнно не готовился и не моп. готовиться. Эта рѣчь была лишена грубо демагогическихъ пріемовъ воздѣйствія па слушателей, но крайней мѣрѣ, такихъ для культурнаго слуха явныхъ, которые мы съ правомъ можемъ Назвать демагогическими благодарная тема дѣлала нхъ совершенно излишними Онъ подавлялъ слушателей массой фактовъ, рисующихъ реальные ужасы войны и непоправимыя рааруіненіл. матеріальныя и духовны#', которыя опа приноситъ сейчасъ и которыми, въ еще большей степени, опа неизбѣжно грозитъ намъ въ будущемъ.