Одна его лекція открыла мнѣ глаза и на эту сторону вопроса. Нарпсовавъ въ этой лекціи картину того, какъ современное капиталистическое общество Европы и даже всего цивилизованнаго міра, въ своемъ прогрессивномъ развитіи, идетъ все къ большему и большему объединенію, какъ это развитіе неизбѣжно ведетъ къ уничтоженію экономической независимости п самостоятельности отдѣльныхъ странъ, усплпвая ихъ взаимную связь, онъ приходитъ къ правильному выводу, что все усиливающаяся прогрессивная связь п зависимость между цивилизованными странами, неизбѣжно влечетъ за собой п необохдпмость политическаго объединенія. II всякія попытки отстоять полптичесіую независимость и самостоятельность той плп піюй страны, — будь то Вельгіи, Сербія, Австрія, Франція или Россія — неизбѣжно будуть политически, а, стало быть, и соціально, реакціонными. И потому всякія разглагольствованія объ оборонѣ являются въ высшей степени вредными п реакціонными, “('оціалъ-патріоты'’ же своими идеями о защитѣ даннаго отечества сбиваютъ только массы съ правильнаго нуги, улержпвая ихъ отъ того, чтобы опи поскорѣе бросали оружіе.
Только одна изъ всѣхъ воюющихъ странъ, по размаху своего капиталистическаго развитія, ушла такъ далеко и обладаетъ такими колоссальными акиномическпмп, духовными и культурными россурсамн, что опа единственная, можить быть, смогла бы, въ случаѣ побѣды, насильственно сверху осуществить пто объединеніе всего цивилизованнаго міра и, такимъ образомъ, сыграть весьма прогрессивную роль. ')та страна — Германія.
Троцкій выражался очень осторожно. Очевидно, онъ боялся болѣе опредѣленно высказываться, чтобы какъ-нибудь слишкомъ открыто не обнаружить вытекающее отсюда его германофильское пристрастіе. Я съ напряженіемъ вслушивался въ его рѣчь, чтобы уловить и не потерять основную нить его разсужденій. ('дѣлать прямые выпоты изъ згой идеи и высказать ихъ съ полною опредѣленностью у него не могло быть сильнаго желанія по весьма понятнымъ причинамъ: онъ тогда находился въ апогеѣ своихъ надеждъ осуществить это объединеніе другимъ путемъ, путемъ революціи и возстаній въ отдѣльныхъ странахъ. Птею германскаго завоеванія онъ пряталъ, — можеть быть, и отъ самаго себя, — на задахъ своей психики, какъ резервъ, какъ запасной планъ на топ. случай, если первый путь потерпитъ крахъ.
Какъ опытный стратегъ, онъ не могъ, конечно, распространяться о перспективахъ маловѣроятнаго, по его мнѣнію, пораженія, чтобы не мѣшать возможной еще побѣдѣ. “Методъ буржуазіи въ рѣшеніи назрІ;ншнхъ вопросовъ между государствами, это война, методъ пролетаріата — пто революція'', авторитетно заявляетъ онъ въ своей брошюркѣ “Война и Интернаціоналъ”. Какъ “революціонеръ", онъ предпочитаетъ второй методъ, п только, при провалѣ его, соглашается па первый методъ, методъ завоеванія міра доепотнче» кой Германіей.
Послѣ заключенія въ Креслѣ мпра съ деспотической
Германіей, очень беззастѣнчиво давшей почувствовать свою тяжелую лапу, большевики, нѣкоторое время чувствовали себя немного ошеломленными. Не только внѣшнее, но и внутреннее положеніе было таково, что отнюдь не располагало большевиковъ къ радужнымъ мыслямъ на счетъ ближайшаго будущаго. Настроеніе у новыхъ господъ Россіи было довольно мрачное. И вотъ, когда стали приходить свѣдѣнія о томъ, что Японія, съ согласія своихъ союзниковъ, готовится къ нашествію на Совѣтскую Россію, Троцкій въ печати заявилъ: “Если намъ будетъ грозить нашествіе имперіалистовъ Антанты, мы заключимъ наступательно-оборонительный союзъ съ Германіей (правительство Вильгельма тогда, только что сокрушивъ Россію, еще вело побѣдительную войну съ державами Согласія), какъ съ болѣе прогрессивной имперіалистической страной противъ болѣе реакціонной Антанты.
Тщательно скрываемая отъ себя и другихъ резервная идея германскаго завоеванія изъ психическихъ задвор-ковъ, начала, такимъ образомъ, выступать на передній планъ и принимать реальный обликъ.
Возвращаясь, иногда, вмѣстѣ со мной съ лекціи, Троцкій удостаивалъ меня своимъ вниманіемъ и, покровительственно похлопывая меня по плечу, обращался къ сопровождавшей его небольшой свитѣ: “Это мой старый другъ, которому надо только мѣсяца два побыть во Франціи, чтобы стать хорошимъ соціалистомъ”.
Однажды, воспользовавшись тѣмъ, что мы были одни, я сталъ интервьюировать его относительно нѣкоторыхъ его нью-іоркскпхъ сотрудниковъ-“пнтернаціоналпстовъ” Былъ среди нихъ нѣкій Семковъ, человѣкъ малограмотный, но отъ природы надѣленный громкимъ голосомъ и чрезвычайно “революціонной” манерой рѣчи. Онъ обладалъ какою-то исключительной способностью безъ передышки сыпать втеченіе любого періода времени фразами отборнаго “революціоннаго” качества, хотя безъ всякой внутренней связи и какого бы то ни было отношенія другъ къ другу. Какъ для человѣка совершенно невѣжественнаго, для него совсѣмъ не было трудныхъ темъ или вопросовъ, п все ему было понятно и ясно. Его никогда нельзя было застать врасплохъ. Онъ всегда и во всякій моментъ былъ готовъ “возражать” но всякому вопросу, по всякому поводу и во всякомъ мѣстѣ. Его изступленныя
выступленія производили такое впечатлѣніе, какъ-будто, отправляясь изъ дому на собраніе, <нгь, вмѣстѣ съ папироса14! и и спичками, наспѣхъ и впопыхахъ набивалъ карманы также первыми попавшимися фразами изъ катехизиса Ленина и Троцкаго. Л пріпи іы собршіе, п<14 выслу-шаіп. даже толкомъ противнаго оратора, поспѣшно выворачивалъ карманы и высыпалъ весь зтотт. х.пмь: Фразы, изломанныя, исковерканныя, искрошенныя, безъ началъ, безъ концовъ, серединъ, но за то неизмѣнно пахавшія съ тѣмъ болѣе оглушительнымъ “революціоннымъ” ЗВОЦОМЬ. и неизмѣнно доставлявшія ихъ автору колоссальный успѣхъ т. “революціонно” настроенной толпѣ. Кго очень цѣнили въ “ннтерпаціопл.інетпчоскпхъ” сферахъ, и онь считался незамѣнимымъ цѣннымъ работникомъ. Ногъ объ стой то звѣздѣ я, не безт. ехидства, спросилъ Тр чікмго.
“Что бы тамъ ни было”, отчеканивай своимъ излюбленнымъ мапеіюмъ слова, отиѣгплт. Троцкій, ни на минуту не задумавшись. “когда надо будетъ, (Ѵчкопъ бу-тетт. тамъ, пѣ пато, а воп. N N. (постоянный оппонента Троцкаго на всѣхт. собрапіяхт.) бу тотъ тамъ, пѣ не надо”14').
РЕВОЛЮЦІЯ ВЪ РОССІИ.
Мартовскіе дни 1917 г. — Отъѣздъ Троцкаго изъ Америки. — Задержаніе его англійской властью въ Ванкуверѣ.
Въ мартѣ 1917 года пришли первыя вѣстп о русской революціи.
Вся Америка, во всѣхъ слояхъ п классахъ, встрѣтила эти извѣстія съ чрезвычайнымъ сочувствіемъ, граничащимъ съ энтузіазмомъ. Американцы устраивали торжественные митинги, на которыхъ произносились восторженныя рѣчи, высказывались лучшія пожеланія и посылались привѣты русскимъ революціонерамъ.
Понятно, что русская колонія первая поспѣшила устроить нѣсколько митинговъ. II Троцкій на всѣхъ, естественно, былъ гвоздемъ собранія. Митингъ, иногда, оттягивался на нѣсколько часовъ, потому что Троцкій, участвовавшій одновременно на нѣсколькихъ митингахъ, физически не могъ поспѣть всюду. Но публика терпѣливо ждала его, жаждя услышать слово, бросающее свѣтъ на то грандіозное, что происходило въ Россіи.
УвыІ Всякаго, кто не привыкъ довольствоваться одними ораторскими эффектами, кто въ рѣчи по такому поводу ищетъ просвѣщающаго указанія на смыслъ происходящаго, — первая рѣчь Троцкаго по поводу Русской Революціи не могла не расхолодить.
Ни малѣйшей попытки сдѣлать объективный анализъ причинъ, вызвавшихъ революцію; силъ, на которыя она можетъ опираться, и возможнаго хода ея. Вмѣсто этого — детальный рецептъ техническаго проведенія революціи, посылаемый изъ “Бетховенъ Голдъ” въ Нью-Іоркѣ черезъ океанъ въ Россію, въ ожиданіи, пока Троцкій самъ пріѣдетъ и наладитъ все наплучшимъ образомъ. Этому рецепту предпосылаются болѣе пли мепѣе эффектныя выходки противъ лицъ, составляющихъ первое Временное Правительство.