серебристая изморозь ползла по строительной технике близ башни, выбеливая громадные колёса, ковши, кузова и прозрачные стёкла, сквозь которые можно было ещё разглядеть – додумать? – полусвёрнутые листья клевера, пронзающие водительское сиденье.
– Всё-таки явился.
– Как видишь.
Часовщик заинтересованно вздёрнул брови:
– Неужели наконец повзрослел и решился сделать выбор?
К горлу подкатило противное, кислое, хотя во рту ни крошки не был с самого полудня.
– О, да. Можно подумать, у меня был выбор с самого начала, – сорвалось с языка.
Уилки рефлекторно дёрнул головой, как будто ослышался.
–Что?..
Пружина, которая сворачивалась всё туже с того момента, как автомобиль Годфри попал в аварию, наконец сорвалась. Моргану
показалось, что грудную клетку у него пробило насквозь, и в отверзшуюся дыру захлестала горячая, неудержимая злость.
«И ещё делает вид, что не понимает!»
– Что слышал. Ты с самого начала не давал мне выбора. Я-то думал, что та встреча на дороге – случайность, пока не вспомнил кое-что. А ты знал меня ещё стех пор, какя случайно забрёл к тебе в сад с чёртовой канарейкой! – Он захлёбывался словами, обжигающими гортань сильнее морозного воздуха. Кулаки были крепко сжаты, и ногти впивались в ладони. – И не ври, что не помнишь. Ты взял себе её имя, хотя сам же стёр мне память раньше, потому что решил, что ребёнок бесполезен, да? Я ведь не Уинтер с его чудовищной силой.
Зато теперь, когда мальчик вырос, его можно использовать, верно?
Часовщик поджал губы на секунду.
– Я бы предположил, что ты пьян, если бы не был полностью уверен в обратном. И до чего же ты ещё додумался, расскажи, прошу.
–Голос его звучал как скрип несмазанного флюгера на сильном ветру.
Морган перевёл дыхание. Сердце колотилось где-то в горле, а стрелки часов в нагрудном кармане замерли.
«Что я творю?»
Но перестать говорить было уже невозможно. Слишком много накопилось – боли, бессильной ярости, постоянного напряжения.
– Не знаю, что ты за существо. Но ясно понимаю одно: ты лицемер, Уилки. И чужую волю ты ломать умеешь. Не знаю, что там было с фонарщиком и Шасс-Маре, но со мной ты поработал на славу. Подбрасывал фрагменты информации, чтобы я проникся сочувствием к вашей компании… А когда Шасс-Маре пыталась предупредить, ты затащил меня в эту чёртову школу, чтобы показать в какой мы все грандиозной заднице вот-вот окажемся. Ага, просто замечательно. Мог бы и прямым текстом приказать ложиться на алтарь во имя спасения человечества. . или отдельно взятого города. И какой человек, считающий себя порядочным и нормальным, после этого сможет отказаться? Ответственность на других ты перекладываешь мастерски.
Глаза Уилки почти погасли.
– Я позволил тебе спасти отца сегодня.
На каждом вдохе в лёгкие впивались ледяные иглы. Слёзы, кажется, мгновенно вмерзали в ресницы. Но солнечное сплетение и голову жгло так, словно внутри кипело раскалённое желез . Морган прижал руку к животу и машинально царапнул ногтями вдоль нижнего края рёбер, но боль это не облегчило.
«Ублюдок из башни… Кажется, я тебя понимаю, Лидия Люггер».
Выхода не было. Была только иллюзия, что можно отказаться – недолгое время, но теперь он чувствовал себя связанным по рукам и ногам колючей проволокой.
–О, да, позволил, – откликнулся Морган. Горло у его сводило судорогой, и слова звучали хрипло, придушенно. Он почти ощущал чужую руку, каменной хваткой сомкнувшуюся у него на шее. – Может, затем, чтобы я сам потом его убил, когда понял, что другого выхода нет? И сломался бы, как тебе и надо. Чего ты хочешь? Чтобы я пожертвовал собой ради города, из которого сбежал мой брат? Из которого
скоро и сестра уедет? Кого ты уже положил на свой алтарь? Фонарщик, Шасс-Маре. эта рыжая девчонка, Чи… Я никого не забыл?
Перед глазами промелькнуло видение – пылающий горизонт и некто высокий, прекрасный, облачённый в меха растворяется в зареве, как тень…
Тот, второй. Тёмный.
Здесь не будет смерти, нет, нет. Лишь одиночество.
Здесь не будет смерти, о, нет.
Смерти нет, о свет мой.
Смерти нет.
Уилки на мгновение закрыл ладонью лицо, а когда снова посмотрел прямо, то был абсолютно спокоен. Глаза вновь сияли кипящим золотом, закатным золотом.
– Значит, вот что тебе нужно, – произнёс он тихо жутко – так, словно кто-то провёл гвоздём по ржавому столбу. – Оправдание. Как же