А потом вдруг погас фонарь – прямо у него над головой. И следующий тоже.
И следующий.
Оборачиваться Морган не стал – с места кинулся бегом вниз по дороге, к мосту. Паники не было – только холодное взвешенное спокойствие и лёгкое опасение уронить отцовский пакет.
“Если они боятся рябины, то могут бояться и проточной воды”, – вертелось в голове.
Больше ему, в общем-то, надеяться было не на что.
Дорога резко вильнула прямо под ногами – и её точно надвое разодрало, и Морган оказался на одной половине, а к реке сбегала другая. А из разрыва выпирал густой, липкий, вязкий мрак – как мазут из надорванного пакета.
По дороге от клуба неторопливо плыла человекоподобная кукла без лица. Приплюснутый цилиндр был у неё в руке – непропорционально длинной, с крюками вместо пальцев.
Морган отступил к стене, прикидывая, успеет ли он перелезть через неё прежде, чем его затопит темнота из разрыва или настигнет безликий.
По всему выходило, что не успеет.
Понимая, что ничего другого не остаётся, он сунул руку во внутренний карман и достал часы на цепочке. Они тикали как сумасшедшие; стрелки неслись в обратную сторону. Крышка была горячая, а сам механизм в корпусе – ледяной.
До жидкой темноты оставалось три метра. До безликого – пять.
Чувствуя, как желудок стискивает изнутри, Морган намотал цепочку от часов на запястье и размахнулся. Тени заколебались.
“Значит, всё-таки действует”.
Страха по-прежнему не было – только пустота вместо позвоночника, звон в ушах, цветные пятна перед глазами. На границе сознания маячило заплаканное лицо Этель и почему-то образ позавчерашнего сна – фарфоровая кукла с выдавленными глазами, тонущая в гудроне.
Морган замахнулся часами и сделал ещё шаг вперёд – а потом его буквально швырнуло назад, притягивая к чужому жёсткому плечу.
– Не так, – раздался скрипучий голос над ухом. Слабо пахло тимьяном и ещё чем-то сладким, смутно знакомым, может, старыми книгами или пересохшим какао. – Я помогу.
– Уилки, – выдохнул Морган с дикой смесью облегчения и чего-то отдалённо похожего на страх.
– Уилки, – согласился голос. – Ты должен был меня позвать, юноша, а не бросаться в бой. Впрочем, это тоже неплохо. А теперь смотри.
Зрение у Моргана постепенно прояснилось, и звон в ушах исчез. Зато появилось чувство, будто его прижала когтистой лапой громадная и очень, очень агрессивная кошка, и он ей кажется по дурацкому недоразумению родным детёнышем. И сейчас она, конечно, разорвёт в клочья глупых слизней, которые посмели его напугать, а потом…
Коготки сжались на плече.
– Мне нравится ход твоих мыслей, – усмехнулся Уилки.
А затем он сделал что-то – и небо раскололось надвое, как дорога до того, но хлынул оттуда не мрак, а свет. И тени исчезли, как исчезают всегда – бесследно, но оставляя суеверное убеждение, что это не навечно.
Небо схлопнулось и вновь развернулось безупречным шёлковым полотном. Тучи куда-то подевались; только снег ещё сыпался, медленно и неохотно, словно по привычке.
…Они обязательно вернутся.
Последние слова Морган, кажется, произнёс вслух, потому что Уилки вздохнул и ответил:
– Вернутся, да не те. Отвернёшься – и придут другие, моложе и злее.
– И ничего нельзя сделать?
Моргана начало мелко потряхивать – организм приходил в норму после выброса адреналина. Но, как ни странно, разум при этом оставался ясным, как никогда: хоть цитируй по памяти городской устав, хоть высчитывай мысленно процентную ставку по жилищному кредиту с учётом инфляции, хоть строй разом по десять версий того, почему тени напали именно сейчас, если солнце село уже давно.
“Они ждали особого момента? Или им так важно отсутствие свидетелей? Любых, даже полуслепых старушек, которые вечерний моцион совершают? С этими, как их… с пуделями, корги, спаниелями?”
– Сделать можно, – ответил Уилки отстранённо, с нажимом оглаживая плечи Моргана – вниз, вверх, снова вниз. – Однако у меня нет пока нужного инструмента. Я всего лишь часовщик. К сожалению. К большому сожалению, добрый мальчик Морган Майер… Идём. Тебе надо согреться и успокоиться.
– Я в порядке.
– Неужели? – усмехнулся он и подцепил его пальцем за подбородок, заставляя запрокинуть голову. Колени у Моргана тут же подкосились, и Уилки едва успел его подхватить, прижимая к себе. – Эти крысы не просто запугивают. Они лишают тебя чего-то важного, даже не прикасаясь.