На улице автомобиль остановил суховатый усач в форменной одежде и предложил “джентльменам” отогнать его на стоянку. Морган по кивку отца вручил усачу брелок с ключами и тоже вылез из машины.
Здесь, на вершине холма, казалось, было ещё холоднее, чем внизу. Город расстилался мерцающим полотном. Среди бесчисленных огоньков Морган не сразу нашёл свой дом, но зато часовая башня в квадратной рамке фонарей бросилась в глаза сразу.
– Идём, – подтолкнул его в спину отец. – Нас уже ждут. И я представлю тебя Дункану и Сесилии. Они тебя должны помнить, впрочем. Сесилия училась вместе с Этель и раньше часто бывала у нас.
“А потом что случилось?” – хотел было спросить Морган, но не успел – они оказались внутри.
Холл – небольшой, прямоугольный, освещённый красными лампами – узким концом упирался в узорные двери, за которыми слышалась негромкая музыка и человеческие голоса. Пахло вином и горячим паштетом; кто-то смеялся надрывно, до всхлипов, но не в следующей комнате, а этажом выше. Другой усач, брат-близнец первого, забрал куртку Моргана и пальто Годфри, спрятал одежду в стенной шкаф, а затем услужливо распахнул двери.
В глаза ударил яркий свет, как в операционной.
– Вижу, мы немного опоздали… Что ж, подойдём и извинимся, – подытожил отец, с прищуром разглядывая огромный, на большую часть первого этажа, зал. Из колонок, замаскированных под барельефы у потолка, и лилась та самая ненавязчивая музыка. Людей было не три десятка – как минимум, в два раза меньше. И все они выглядели на удивление похожими – мужчины в дорогих тёмных костюмах, женщины – в платьях чуть ниже колен, минимум украшений, никакого яркого макияжа.
“Выставка восковых фигур”, – пронеслось у Моргана в голове.
– Интересные у тебя друзья, – пробормотал он под нос, пытаясь совладать с лёгким приступом головокружения.
– Что? – Годфри нахмурился. – Не говори ерунды… А вот и Костнеры.
Если бы Морган точно не знал, что Сесилия Костнер училась вместе с его матерью, то ни за что не поверил бы в это. Этель в свои пятьдесят шесть оставалась изысканной леди. Она не пыталась замазывать морщины около глаз, но это её нисколько не портило: ясный, холодный взгляд, безупречность останки и глубокий голос заставляли забыть обо всех знаках возраста.
Иной была Сесилия.
Она особенно не страдала от лишнего веса и явно не пренебрегала услугами пластического хирурга, однако выглядела неопрятно. Дорогое тёмно-серое платье скрывало недостатки фигуры, но подчёркивало безобразные мешки под глазами и обвисшие щёки. Перекачанные инъекциями губы из-за этого смотрелись как розовый пластик.
Мистер Костнер был похож на супругу как брат, за тем исключением, что носил брюки, а грудь у него была поменьше. Но даже оттенок глаз повторялся точь-в-точь: желтовато-серый, как выцветшее небо на фотографии.
– Рад заново познакомиться с твоим сыном, Годфри, – проговорил он, вяло пожав руку Моргана. Слова у Дункана Костнера клокотали в горле, и вместо “Годфри” получалось “Годфруа”. – Он меня, наверно, не помнит, но я-то – прекрасно, как будто вчера всё было. Всё тот же юный ангел, верно, Сисси?
– Копия Этель, – прошелестела она. – Я её помню в школе. Тот же невинный агнец. Только у неё волосы не вились.
Из уст миссис Костнер слащавый комплимент прозвучал на редкость пошло и цинично.
“Кажется, начинаю понимать, почему Кэндл считает, что после таких сборищ надо мыть уши с мылом”, – подумал Морган. Но вслух сказал, что, конечно, помнит визиты семейства Костнер так ясно, словно всё было позавчера. Отца это вполне удовлетворило. Он одобрительно кивнул и обратился к Дункану:
– Уэбб здесь? Хочу переговорить с ним сразу. Я не в лучшей форме сегодня.
– Тогда мог бы и не приезжать, – пожал плечами тот. – Он в гостиной, у него второй тур преферанса. Мы с Сисси тебя проводим.
– Ты его уже угостил виски, я надеюсь… – начал было Годфри, но скосил взгляд на Моргана и осёкся. – Можешь прогуляться пока тут. Но будь поблизости, скоро поедем, – приказал он подозрительно ровным голосом.