– А кто – самая красивая?
– Моя мать, разумеется, – не моргнув глазом, ответил он.
В школе и в колледже эта фраза всегда помогала, спасла и сейчас.
– Хороший мальчик, – рассмеялась Шасс-Маре, и нотки в её голосе неприятно напомнили об Уилки. – Ладно. Считай, ты меня купил. Рада познакомиться, девочка Кэндл, почти самая красивая в городе, – обернулась она, и улыбка неуловимо потеплела. – Зови меня Шасс-Маре. Так называется это место, а я – его хозяйка, значит, и имя в какой-то степени тоже моё. Куртку можешь повесить на любой стене, просто прислони к водорослям, и всё.
Кэндл, захмелевшая от впечатлений, даже не поняла, кажется, что её отсылают. Обвела восхищённым взглядом зал – и медленно, пританцовывая, направилась к ближайшей стене, скидывая на ходу пронзительно жёлтый пуховик. Под ним оказалась ярко-малиновая рубашка и чёрный кожаный жилет со шнуровкой.
– И о чём ты хотел поговорить? – Шасс-Маре всё ещё провожала взглядом Кэндл, но голос посерьёзнел.
– О том, что кое-кто купил часовую башню. И о тенях.
– Почему не спросишь его?
Уточнять, кого именно, смысла не было – имя витало в воздухе.
– Потому что тебе я доверяю, – произнёс Морган негромко, сильно наклонившись вперёд, почти соприкасаясь с ней плечом. Видимо, это было правильное решение; лицо Шасс-Маре на мгновение приобрело растерянное выражение, но затем она вновь стала похожа на дочь сфинкса и пиратки. – Кстати, чем у тебя тут расплачиваются за напитки? – добавил он торопливо – Кэндл уже шла обратно, а решить эту проблему он хотел до её возвращения.
– Снами, чудесами… интересными новостями, – ответила Шасс-Маре задумчиво. – Не бойся. Я не попрошу в оплату то, с чем тебе будет трудно расстаться. Обычно люди забредают сюда во сне, на грани смерти или сбившись с пути. Я даю им то, что нужно, и забираю то, что пригодится другим, вот и всё.
– Понятно, – кивнул Морган и продолжил тише, извиняясь: – Я по глупости втянул её в приключения. Ну, показал тот, другой город. Мне просто хотелось удостовериться, что я не сошёл с ума… К тому же Кэндл помогла мне найти кое-что важное. И для вас, наверное, тоже. Ты позаботишься о ней, если понадобится?
Шасс-Маре провела горячими пальцами по его щеке и отвернулась, возвращаясь за стойку.
– Я забочусь о каждом человеке в городе. И тем более всякий, кто найдёт путь в это место, получит помощь. Тебе даже не стоило просить меня… Что хочешь попробовать сегодня? – сощурилась она хитро. – Опять вина памяти? Или чего-то поинтересней?
– Поинтересней – это для неё, – хмыкнул Морган, собираясь расплатиться с Кэндл за все походы по барам, когда она, угощая, вливала в него литры безумных коктейлей. – А мне пока просто кофе. Сначала хочу поговорить.
В ответ она только кивнула и отступила, изображая обычную барменшу. Кэндл вернулась и легко вскочила на высокий стул рядом с Морганом, любопытно вертя головой.
– Здесь потрясно! А эти бурые штуки, они что, живые? Черти-сковородки… Я видела там настоящий скелет, представляешь, и он…
– Схватил тебя за руку? – в шутку предположил Морган, улыбаясь.
– Да ну тебя, – фыркнула Кэндл. – Нет. Куртку забрал. Слушай, у меня уже башку срывает, – зашептала она вдруг жарко, уткнувшись ему в плечо. Высокий барный стул опасно накренился. – Город этот, лето посреди зимы, теперь ещё бар – как оживший мультик, ну честно. Я словно оказалась в каком-то другом месте, где всё чужое… – Шасс-Маре бросила на неё странный взгляд, понимающий и недоверчивый одновременно, и отступила в сторону, к полкам с бутылями. А Кэндл продолжала бормотать, жмурясь и дыша слишком часто: – Знаешь, у меня уже было так. Когда всё достало, и чёртова мамашкина школа, и планы эти её тупые… В один кошмарный день я просто попрощалась с ребятами, схватила гитару и рванула по клубам. Не здесь, даже не в графстве… Моталась по всей стране. Сначала жила по друзьям, потом – по друзьям друзей… Ну, заявлялась, например, к Дэну, перебивалась пару дней, а потом выпрашивала у него адрес надёжного приятеля в соседнем городе. И везде – пела, пела, пела, по клубам и по кафе, пока хрипнуть не начала. За гроши, иногда бесплатно. Меня били, пытались подсадить на наркотики, и я никогда в жизни столько не целовалась с незнакомцами и не обжималась по углам. Но самое потрясное – знаешь, что было? – внезапно запрокинула лицо Кэндл. Взгляд у неё был удивительно ясный и трезвый, только губы горели, и Моргану сквозь пространство передавался этот жар. – Музыка. Я играла очень хреновую музыку, но всё – на надрыве, и песни особенно. И иногда, в каких-то занюханных клубах, народ этим проникался. И я тогда могла оборвать последний куплет – и прыгнуть со сцены вниз, в толпу эту… И меня ловили, черти-сковородки, ловили и передавали по рукам. Представь – много-много ладоней, как прилив, сначала относят тебя от сцены, а потом швыряют обратно, как море швыряет на пляж утопленника. Только я себя не мёртвой чувствовала, а живой. Действительно живой. Как последний выживший после кораблекрушения…