“А если откажусь – поведёшь себя плохо?” – мрачно подумал Морган, а вслух произнёс:
– Если чуть-чуть, то, конечно, поиграю. Прямо здесь?
Мальчишка недоверчиво склонил голову к плечу, а потом вдруг улыбнулся, жутковато и счастливо:
– Ты правда добрый.
Он неуловимым движением приблизился к Моргану, схватил его за руку и вздёрнул на ноги одним движением, а затем потащил к качелям. Под грубыми подошвами ботинок хрустели промёрзшие ландыши. Детская рука на ощупь была холодной и твёрдой, как мрамор.
Осыпавшийся иней медленно возвращался на ветки.
– Любишь кататься?
– Очень, – снова улыбнулся мальчишка. – Меня зовут Уинтер.
Морган инстинктивно ждал продолжения, вроде “а тебя как?”, но мальчишка молчал, только любопытно косился через плечо.
Качели же вблизи оказались на вид самыми обычными. Вкопанные треугольники опор, перекладина, цепочки и широкое сиденье – доска со стёршейся краской. Под ногами опять что-то захрустело. Морган рефлекторно опустил взгляд и вздрогнул: это были не мороженые ландыши, а крысиные черепа.
А Уинтер вдруг остановился, развернулся и протянул к нему руки:
– Подсади меня, братик.
Лунный свет был таким ярким, что глаза слезились.
Мальчишка оказался лёгким, куда легче любого ровесника-школьника. Морган поднял его на вытянутых руках, покрутил, как на карусели – и торжественно усадил на качели.
– Так хорошо?
Уинтер засмеялся, так же металлически и гулко, как говорил.
– Очень. Раскачаешь?
– Конечно.
Морган улыбнулся и оттянул качели назад. Затем отпустил, дождался, когда они вернутся, и подтолкнул снова. Холод от цепей проникал даже сквозь пуховые варежки. В нагрудном кармане что-то слабо дёргалось, словно стрелки часов отчаянно силились сдвинуться с места, но никак не могли. Месяц в небе медленно вращался, едва заметно для человеческого глаза.
“Я поступаю правильно, – сказал себе Морган, ненадолго прикрывая глаза. Размеренный скрип качелей отзывался в костях долгим эхом. – Это просто ребёнок. Одинокий к тому же…”
– Тебе здесь не холодно? – спросил он неожиданно для самого себя.
Уинтер повернул голову – резко, почти на сто восемьдесят градусов, как сова.
– Иногда.
Ответ прозвучал грустно и растерянно. Морган отступил от качелей и прислонился к опоре. Уинтер наблюдал за ним, раскачиваясь по плавной дуге, пока не остановился совсем. Позу он при этом не менял – только наклон и поворот головы.
“А ведь футболка у него совсем тонкая, – промелькнула мысль некстати. – И шорты тоже… Он умер в этом? Или его сожрали? Или это такой идиотский способ вызвать сочувствие?”
– Ты меня жалеешь?
– Что? – очнулся Морган от раздумий.
– Жалеешь меня? – настойчиво повторил Уинтер. За мёртвым, чёрным стеклом его глаз то ли билась метель, то ли падали бесконечно осколки звёзд. – Не надо. Мне ведь парк отдали. Я могу играть и всё такое.
– И тебе не одиноко?
Морган чувствовал, что спрашивать опасно. Но остановиться уже не мог. Ему мерещился то сладкий запах магнолии, то морской бриз. Видения из теневой воронки чередовались с воспоминаниями об испепеляющем свете из сна. Молчали часы, подаренные Уилки, но те, оплывшие, с картины, присланной Ривсом, вращали стрелками с неимоверной скоростью. Снаружи накатывал волнами холод, но изнутри пробивался сквозь кожу неистребимый жар, словно горела кровь, и в каждой клетке пылала искра.
“Есть безопасные поступки. Есть бесполезные поступки, – звучал в голове чей-то голос, знакомый и незнакомый одновременно. – Есть правильные поступки”.
– Очень одиноко, – тихо сказал Уинтер. – Но ты ведь не останешься со мной, так… братик?
Заминка была едва заметной.
А Морган внезапно осознал, что странный голос в голове – его собственный. Только более…
“…взрослый?”
– Не останусь. Слушай… Сегодня ведь Рождество. Можно, я подарю тебе кое-что?
Мальчишка кивнул. Губы у него дрожали, точно он собирался вот-вот расплакаться, но в стеклянно-чёрных глазах не было и намёка на слёзы – лишь звёздная вьюга.
Ущербная луна теперь висела перевёрнутой чашей – ровнёхонько над изломанной кромкой горизонта.
Морган стянул шапку и надел на Уинтера; она оказалась ему велика, разумеется, зато на безупречно белых щеках появился румянец, слабый, но вполне заметный.
– Теперь давай сюда руки.
Варежки поначалу сваливались, но потом Морган отыскал шнурок и утянул их по запястьям. Уинтер недоверчиво поднёс руки к лицу и несколько раз сжал ладони в кулаки.