Морган не хотел этого слышать.
Ощущение дурноты будто бы спрессовалось внутри в нечто физически ощутимое – расплавленный пластилин, медленно заполняющий грудную клетку. Мысли превратились в жуткую мешанину образов, белый шум, только внутри головы. Но когда показалось, что больше терпеть невозможно, Морган с необыкновенной ясностью осознал: Уилки не лгал. По крайней мере, сейчас.
“Я догадывался. Догадывался ещё тогда, когда забирал мемуары у старика. Или даже раньше. И убегать от знания в гнев, злость или дурноту… будет трусостью. А я не боюсь ничего. Ничего…”
Стоило проговорить это про себя – и сразу стало легче.
Мир вокруг начал проясняться. В нём всё было по-прежнему: ряды памятников, серое небо в облаках, бледное пятно солнца… Только зима куда-то исчезла. Уилки стоял на коленях рядом с Морганом – зеркально отражая позу, поддерживая за плечи и не давая ему упасть на землю. Земля была тёплой; снег куда-то подевался, зазеленела трава, и загорелись ярко-жёлтые цветы в плоских розетках одуванчиков. У заржавевшего памятника Дэрри О’Коннору покачивалась на ветру наперстянка, усыпанная ярко-алыми цветами.
Тишина вокруг была какой-то особенной, интимной, и от этого становилось не по себе.
– До того, как подобрать тебя на обочине, я в больницу заглядывал раз в пару лет, если не реже, – признался Морган только для того, чтобы не молчать. – А сейчас постоянно в полуобморочном состоянии. То из-за теней, то из-за детей-полукровок, то из-за выпивки Шасс-Маре… Сейчас вообще на ровном месте отключился. Ты на меня плохо влияешь.
– От панической атаки никто не застрахован, – пожал плечами Уилки, хотя взгляд у него был слишком цепким и напряжённым для такого небрежного тона. – Обычное явление. Особенно в стрессовой ситуации.
– Листаешь на досуге медицинские справочники? – с вызовом поинтересовался Морган.
– Надо же что-то делать между распродажами, – едко откликнулся Уилки и мстительно ущипнул его за щёку.
Морган почувствовал, что к лицу приливает жар.
– Ты мысли не читаешь случайно?
– Что-то мне подсказывает, что ответ на этот вопрос ты на самом деле знать не хочешь, – снисходительно ухмыльнулся Уилки и отстранился, поднимаясь. – Возвращайся домой, Морган. А если действительно решишь, что готов узнать всё – отдай своё имя Шасс-Маре.
Он отступил на шаг. Морган инстинктивно попытался ухватить его за полу пальто, но промахнулся. Ткань просочилась сквозь пальцы, словно туман.
Злость была солоновато-металлической на вкус – почти как кровь из прокушенной губы.
– Бросаешь меня, значит? Уходишь от ответа? Эй!
Но если Уилки и был где-то поблизости, он предпочёл не откликаться. Жизнерадостная зелень молодой травы на оттаявшем пятачке быстро скрывалась под ледяной коркой. Жёлтые солнышки одуванчиков безропотно вмерзали в наст, и лишь один цветок из последних сил напрягся, сжал в кулак слабые лепестки – и через несколько секунд разлетелся облаком семян.
Стуча зубами от холода, Морган выбрался с кладбища. “Шерли” завелась не сразу, и хорошего настроения это не прибавило. Чтобы немного отвлечься, он выкрутил наугад радио, ловя волну. Сперва слышались только хрипы и треск, но затем сквозь них пробился голос Джона Хукера под знакомые аккорды кантри-блюза.
– Опять… – простонал Морган, беспомощно откидываясь на спинку кресла. – Он нарочно, что ли?
Однако заподозрить давно умершего музыканта с другого континента в преследовании было слишком даже для такого дурацкого дня.
Дома, впрочем, расслабиться также не удалось. Этель спала наверху, сославшись на головную боль. Годфри расхаживал по гостиной, отчитывая секретаря по телефону. Речь шла о прибытии какого-то инспектора из столицы и о том, что никто не готов.
– Надеюсь, ничего незаконного? – в шутку поинтересовался Морган, перегнувшись через перила. Горло саднило – то ли от крика, то ли от ледяного воздуха.
– Разумеется, нет, – брезгливо поморщился отец, прикрыв трубку пухлой ладонью. Волшебство взаимопонимания рассеялось, не прошло и дня. – Ступай наверх. У меня важный разговор. И, возможно, вечером тебе придётся отвезти кое-что в офис, мне нужно быть на одном мероприятии, и я не успеваю.
“Всё возвращается на круги своя”.
Это было ожидаемо, но… обидно?
– Конечно, пап, – вздохнул Морган и начал подниматься по лестнице. До него донёсся обрывок фразы: