“Я не смогу рассказать Уилки, – осознал Морган с пугающей ясностью. Уинтер, запертый в парке; школа, где время остановилось; безжалостный золотой свет, от которого становилось и жутко, и хорошо. Фрагменты головоломки соприкасались, но не складывались в единое целое. – Ни сейчас, ни потом”.
Страха по-прежнему не было – ни перед возможным карантином, ни перед смертью. Звучали эхом слова Кристин: “Попробуй позвать свою няньку. Будешь удивлён результатом”. И подспудно царапалась мысль: что, если Уилки просто не отзовётся?
– Нет, – глухо произнёс Морган вслух. – Отзовётся.
Он зачерпнул пригоршню снега и обтёр грязные от чужой крови руки, потом хлопнул себя по щекам, разгоняя кровь. Затем ощупал ушибленную ключицу и убедился, что травмы нет – по крайней мере, на первый взгляд. Встал, аккуратно застегнул куртку, накинул капюшон и спортивным шагом двинулся вниз по улице, к “шерли” и к тепло сияющим витринам кондитерской. Губы слегка болели и подрагивали, словно привычная улыбка пай-мальчика заставляла работать давно атрофированные мышцы.
Кэндл ничего не заподозрила. Она ждала его, уплетая горячий круассан с сыром за высокой стойкой у окна.
– О! Ты быстро. Успешно?
Вместо ответа Морган показал ключ от автомобиля и кивнул в сторону выхода – мол, хватит рассиживаться. Находиться в душном, жарком, слишком хорошо освещённом зале было почти невыносимо.
“Я меняюсь?”
За время поездки ощущение неправильности слегка развеялось. Воспоминания о стычке с Кристин оставались отвратительно ясными, однако теперь не тревожили.
– Думала, вы заглянете раньше.
Шасс-Маре ждала на пороге, скрестив руки под грудью. Снег обтекал улицу поверху, словно воздух здесь был плотнее и не пропускал его. Машину пришлось оставить наверху, на площадке, и лобовое стекло всего за полминуты едва ли не полностью затянулось рыхлым снежным рядном.
– А я не думал, что мы вообще заглянем, – честно ответил Морган. – Но кое-что произошло.
– Вижу, – непонятно отозвалась Шасс-Маре и скрылась за дверью.
Внутри Кэндл вела себя как дома. Она мимоходом погладила влажные щупальца Кетхен, точно одну из материных кошек, не глядя, швырнула куртку в переплетение водорослей на стене, перемахнула через барную стойку и направилась прямо к кофейному автомату.
Впрочем, хозяйку “Охотника за приливами” это не смущало.
– Мы были в ресторане и видели, как Кристин охмуряла проверяющего из столицы, – без предисловий начал Морган. Шасс-Маре оглянулась через плечо, прищёлкнула пальцами и автомат, к восторгу Кэндл, наконец задрожал, наполняя кофе высокую белую чашку. – Его зовут Чарли Лоаф. Кристин что-то сделала с ним. Думаю, она подсадила тень… такое возможно?
Шасс-Маре задумчиво провела пальцем по контуру губ.
– Ну, мне-то уже попадались люди, заражённые тенями. Больные страстями. Испорченные. Но ты имеешь в виду нечто иное, так?
– Марионетки, – ответила Кэндл вместо него и плюхнулась на стул с другой стороны стойки. Кофе в высокой чашке пах имбирным печеньем, карамелью, мёдом, корицей, песочным тестом, миндальной крошкой и ванильным суфле – чем угодно, только не кофе. – За милашку Чарли словно что-то говорило. Ну, а так как это всё началось после роскошной трапезы, есть подозрение, что его банально траванули. Кое-чем небанальным, правда.
– Тенью, – произнесла Шасс-Маре, не то спрашивая, не то подводя итог собственным мыслям. Глаза её засветились бледным золотом; голос стал глубже, а речь – правильней и ритмичней. – Тень смутит его разум, совратит его ложными суждениями, отравит плоть, размягчит кости.
– Типа паучьего яда – согласилась Кэндл. – Знаете, как в фильмах на “Дикой природе”. Паук впрыскивает ещё живой мухе какую-то гадость, а потом, когда все внутренности превращаются в однородный питательный супчик, протыкает оболочку и пьёт. Очень удобно, – и она с неприличным звуком втянула кофейную пену.
Моргана передёрнуло. А Шасс-Маре только усмехнулась:
– Наглядно. Кто ещё был на ужине, кроме этого самого Чарли Лоафа?
– Ну, моя мамаша, Костнеры, какой-то тощий хрен… – принялась перечислять Кэндл, загибая пальцы. Над верхней губой у неё остался след пены.
– Этот “хрен” – секретарь моего отца, – нехотя признался Морган. – Что до Костнеров, то, думаю, они заражены тенями.
Шасс-Маре сощурилась:
– И что тебя заставляет так считать?
Он раздумывал недолго. Фрагменты головоломки всё это время были поблизости – только руку протяни.
– Ощущения. И внешность. Они стали напоминать Кристин – такие же оплывшие, полноватые, как будто раздутые… – Морган осёкся. Одно слово потянуло за собой цепочку воспоминаний.