-- А там и жизнь кончится, -- сказал Таргитай грустно.
Еще дважды переходили через потоки сладкого сока. Тот струился вдоль стены, впитывался, оставляя мокрые стены. Сапоги стали липкими, блестели. Стены подрагивали, слышался хруст, шевеление. В толще Дуба жили свои короеды. Олег страстно мечтал о таком дне, когда не надо ни с кем драться, когда вернуться бы сюда и проверить: вдруг да и жуки в бессмертном дереве тоже бессмертные, а ежели бессмертные, то неужто за тьму веков не научились говорить, не расскажут, каким мир был раньше?
Мрак впереди остановился так резко, что Олег налетел на оборотня. Мысли о жуках сразу выпорхнули, как стая вспугнутых воробьев. Да и откуда научатся говорить? Жуки и есть жуки. Грызут себе дерево, ничего не видят во тьме, ничего не знают. Для них что день, что век.
Дорогу им загораживала странная подрагивающая стена. По ней пробегали тени, утолщения. Не сразу Олег понял, что просто гигантский червь переползает из одной норы в другую. Ход, по котором они трое идут, пересек всего лишь... Волосы встали дыбом, к горлу подкатила тошнота. Он вообразил, что червь свернул бы в эту нору. Размазал бы их по стенам, вмял бы в ядовитую слизь, заставил бы долго и мучительно задыхаться в... даже слово не подберешь сразу, в чем.
-- Это надолго, -- сказал Таргитай радостным голосом.
-- Дурень, чего ликуешь?
Таргитай сел на пол и принялся развязывать мешок с едой. Мрак зло смотрел на слизистую тушу, что подрагивала, как кисель, передвигалась медленными судорожными рывками, уходя из стены через их узкий ход в стену напротив. Нора была узковата для червя, втискивался с трудом, слизь собиралась краями норы. Олег с ужасом представлял, сколько ее будет, когда червь заползет весь. Возможно, перегородит весь ход.
Мрак сам подрагивал, дергался, наконец выхватил секиру.
-- А ежели поторопить?
-- Берегись слизи, -- предупредил Олег пугливо.
-- Ядовита?
-- Ну, даже от маленькой жабы большие бородавки, а тут...
-- Брехня это, -- сказал Мрак с презрением. -- Тоже мне, волхв! Я всяких жаб брал в руки. Ни одной бородавки.
Лезвие вошло в жирную плоть, как в растопленное масло. Разрез получился во весь его гигантский рост. Края раны выгнулись, как лепестки жирного цветка. Выступили капли бледной крови. Мрак, довольно оскалив зубы, полоснул еще. Стена подрагивающего холодца задвигалась шибче, пошла влезать так, будто оттуда тянули.
-- Во почервячил!
-- Не переусердствуй, -- предостерег Олег. -- А если издохнет? Хоть сами прогрызай проход. Я не смогу... Разве что Таргитай? Он всегда голодный.
-- Жить захочешь, -- ответил Мрак, он во всего размаха полоснул секирой, -- будешь жрать быстрее Таргитая.
Жидкость брызнула вязкая, густая. Мрак отпрыгнул, зло оскалил зубы. Вздутые кольца наползали друг на друга, заталкивали, спешили миновать жалящее место.
Олег прислушался.
-- Сверху что-то скребется.
-- Пусть.
-- Но оно скребется к нам. Все ближе и ближе.
Хруст и треск в толще стены приближались. Стена начала подрагивать. Мрак сказал чересчур спокойным голосом:
-- Зато вот уже хвост червячий показался...
Треск стал оглушительным. Стена задрожала, начала выпячиваться. Таргитай сказал с детским удивлением:
-- Сейчас оно вылезет и нас съест.
Мрак разбежался, поскользнулся в слизи, с силой оттолкнулся. Туловище белесого червя истончалось, оборотень в прыжке проскользнул в щель между сводом и червем. Треск стал оглушительным, на Олега и Таргитая посыпались твердые и тяжелые как глыбы древесные опилки. Хруст стал таким, словно в кулаке бога перемалывались в песок целые скалы.
В стене появилась дыра с тележное колесо. Расширялась быстро, мелькали широкие и сизые как булат клинья, крушили и перемалывали плоть Дуба. Зверь был чересчур велик, чтобы вылезти, его нечеловечески злобные глаза не отрывались от двух замерших людей, а челюсти спешно расширяли дыру. С жутко лязгающих резцов сорвалась капля слюны с человеческую голову.
Таргитай отпрыгнул.
-- Олег! Останови жука!
-- Как?
-- Ты волхв! А то он меня покусает!
Олег вместо ответа ринулся по следам Мрака. Щель расширилась еще, он проскочил над червяком, ухитрившись хряснуться головой о свод и зачерпнуть слизи в голенища. Упал на той стороне, невидимый за белесым телом. Мрак еле поднял, оттащил.
Таргитай побежал, уже чувствуя на шее смыкающиеся челюсти. Червяк еще полз и полз. Истончающийся хвост неспешно скользил по широкой луже зловонной слизи. Под ногами липко чавкало, сапоги влипали по халявы. Поскальзываясь, кое-как прыгнул, упал на скользкое отвратительное тело.
Под ним задергалось чаще, червяк от ужаса втянулся в нору так поспешно, что Таргитай остался в груде тугой слизи, медленно оседающей, колышущейся, зловонной и жгучей как крапива.
Его рвануло с такой силой, что зубы лязгнули. Он прикусил щеку, попытался встать, отбивался, но его волокло неумолимо, загребая им слизь как лопатой. Затем сквозь треск и шум различил разъяренные голоса, сообразил наконец, что тащит не исполинский жук, а могучие руки друзей.
Сзади нагнала новая волна запахов. Аромат свежеперемолотой древесины ударил в спины так, что даже Таргитая подняло, он побежал за друзьями. За спиной хрустело и трещало, древесные щепки с силой щелкали в стены. Ход, к счастью, оказался тесноват для хищного жука: спешно сгрызал выступы и повороты, Таргитай ощущал на спине два злобных глаза. Там стало горячо, словно облепленная слизью душегрейка начала дымиться.
Мрак уже был впереди.
-- Сюда! Здесь грыз либо умирающий с голоду, либо ленивый, как Таргитай.
Ход был тесен, стукались головами, а когда пробирались, то лишь согнувшись в три погибели. Очень нескоро впереди забрезжил свет. Светлое пятно постепенно расширялось ослепленные глаза болезненно щурились.
Воздух стал намного прохладнее, свежее. Мрак предостерегающе расставил руки.
-- Эй, не напирайте! Сорвешься -- не одну шишку набьешь.
-- Да и пока снова залезешь, -- слабо подвякнул Таргитай.
Они вышли на край скального уступа. Олег снова напомнил себе, что это не гора, как все время кажется. Просто три муравья карабкаются по гигантскому дереву.