-- Ничего себе "пожалели"!
-- ...а другой день уже наверху.
Олег подумал, покачал головой.
-- Ну, это другое дело. Только все равно... я что-то не слышал о них. Так что, почитай, народ о них уже забыл. Я больше народ, чем ты.
-- Почему?
-- Я поумнее.
-- А народ как раз из таких, как я.
-- Да и почто от них никто не знает, каков мир здесь? А то были бы совсем другие россказни о трех подземных царствах!
Таргитай тяжело брел через снег, запыхивался. На волхва оглянулся победно.
-- Боги тоже не лаптями по ушам битые! Второй день Иваш и Забава проводят в вирии!
К его удивлению, Олег сказал после долгого молчания:
-- День в солнечном вирии, среди богов и небожителей, а потом сразу сюда, под черное солнце? Это еще хуже. Мне сдается, Среча и Несреча решили позабавиться. Или побились об заклад, насколько хватит их любви. Для того и наградили... или наказали обоих бессмертием. Одно дело помучиться короткую жизнь, все равно, мол, скоро все оборвется, другое -- терпеть вечно. Каждый рано или поздно выкажет свое нутро. Настоящее!
Таргитай ускорил шаг. Даже прямая спина выражала несогласие с трезвомыслящим волхвом. Любовь -- вечная, даже говорить иное как-то очень нехорошо.
Стены ущелья сузились настолько, что если бы и хотели обойти одинокую избушку, не сумели бы. Но оба уже падали на каждом шагу. Олег все чаще полз, Таргитай оказался крепче, тут же подхватывал, дурак мягкосердечный, падал сам.
Ветер зло и безостановочно дул в лицо. Оба закрывались руками от мелких как иглы кристалликов льда. Волосы обледенели, сосульки свисали на плечи, уже не таяли. Наконец Таргитай словно бы сломался. Падал в снег на каждом шагу, ползти отказывался, застывшее лицо не двигалось. Олег с ужасом думал, не умер ли уже Таргитай.
-- Не спи, замерзнешь, -- просипел он уже в десятый раз. Толчками разбудил дударя, тот уже начинал сворачиваться калачиком, сам кое-как поднялся. -- Если доползем до той хатки...
-- Там... мертвяки...
-- Мы тоже... почти.
Задубевший, ничего не видя, потому что слезы замерзали на обледенелых лицах, Олег где полз, где кое-как передвигал ноги. В голове оставалась только одна мысль: не выпустить из стиснутых пальцев нечто мохнатое, грубое.
И только эта мысль не давала уйти в забытье самому.
Олег не помнил и никогда бы не смог вспомнить, сколько прошло времени до того, как что-то ударило в лицо. Он упал, ощутив лишь толчок, не удар: вместо лица теперь был мерзлый камень. Рядом рухнуло нечто, похожее скорее на замороженное бревно, чем на человека
Сладостное тепло пошло изнутри, обволокло всего. Он провалился в сладостный сон.
Было так больно, что Таргитай заплакал, еще не раскрывая глаз. Все тело сотрясали корчи. Ему было зябко, холодно, он чувствовал себя так, будто голого окунули в прорубь и выставили потом на ледяном ветру.
Издали донесся медленный раскатистый голос:
-- Дрожи, дрожи... Сильнее дрожи! Вытрясай из себя холод...
Он сумел, открыть глаза, чтобы увидеть мучителя. Над ним плавало огромное лицо, перекашивалось. Таргитай стряхнул деревянной рукой слезы, с трудом узнал Олега. Лицо волхва распухло как покусанное пчелами, обвисло, пошло багрово-темными пятнами. Как здешнее небо, подумал Таргитай вяло.
-- Где мы? -- прошептал Таргитай.
-- Совсем уши отсидел, -- просипел Олег. -- Забыл?
Таргитаю не чудилось, волхва в самом деле шатало. Таргитая затрясло сильнее. На нем был ворох шкур, в поле зрения появилась рука в трупных пятнах. В худых пальцах мертвеца трясся узкий ковш. Таргитай отшатнулся. Олег рыкнул, и Таргитай со страхом сообразил, что и рука принадлежала Олегу. Тот держался за ложе, руки, как и лицо, были в таких же нехороших пятнах. Такие Таргитай уже видел: в их лесной веси обмораживались нередко.
Он кое-как взял ковш. Олег не отпускал, и хорошо сделал, деревянные пальцы не слушались, ковш выскальзывал, как рыба.
Горло обожгло. Он поперхнулся, огненный валун прокатился по горлу, вломился в желудок. Таргитай взвыл, вскочил как ошпаренный. Сильные руки удержали так уверенно, что решил было, что Мрак отыскал и спас, но, оборотившись, увидел хмурое лицо волхва.
-- Хватит, -- голос был сиплый, битый морозом. -- Не лакай, аки пес голодный. Сгоришь.
-- Лучше сгореть... чем утопнуть...
-- Певец! -- Олег смотрел с отвращением, -- Не можешь без красивостей. А мне потом твои кишки выгребай за порог?
Он отодвинулся и как бы растворился в зыбкой стене. Таргитай пощупал вокруг себя пол, холодные камни, плотно подогнанные друг к другу. Отполированные до блеска, будто по ним ходят не одну сотню лет...
Плечи зябко передернулись. И от холода, и от вообще... Стены просторной ямы, где он лежал, кое-где поддерживают жерди, но комья земли все же отваливались, лежали серые как мыши. Все шевелилось и плавало, как в тумане.
Он потер глаза, сообразил, что в углу из-за камней поднимается дым, настолько плотный, что в двух шагах уже ничего не видно. Потому Олег исчез. А дым колышется, уплотняется, где-то уходит воронкой, тут изгибается, как ветка дерева, чудного и сказочного...
Тут же начал представлять, что на что похоже, ощутил себя в своем родном мире, но огромным усилием заставил себя вынырнуть в этот жестокий и негостеприимный мир. Вынырнул и ощутил непривычную гордость. Не ушел, как обычно. Вернулся сам, никто не тряс и не тер уши!
Дым заполнял всю яму. Призрачные существа толкались и обижали друг друга, прежде чем отыскивали наверху какую-то щель и выкарабкивались на свободу. За стеной дыма чувствовалось шевеление.
-- Олег... где мы?
Оттуда, из дыма, начала выдвигаться страшная фигура. Таргитай отшатнулся, не сразу с выпрыгивающим сердцем узнал Олега.
-- Все там же.
-- Где?
Волхв, потеряв к нему интерес, мол, живой и ладно, ушел сквозь дым. Там слышались надтреснутые голоса. Таргитай невольно прислушивался. Когда последняя дрожь ушла, оставив мышцы сладко ныть, как после тяжкой работы, он кое-как поднялся, пошел сквозь дым, хватаясь за стену.
На ровных каменных плитах, обтесанных и даже сглаженных сверху, сидели старик и старуха. Сгорбленные, сморщенные, похожие настолько, что даже брат и сестра не были бы так схожи -- явно прожили вдвоем очень долгую жизнь, притерлись, спохожились.